📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгИсторическая прозаВолынский. Кабинет-Министр Артемий Волынский - Зинаида Чиркова

Волынский. Кабинет-Министр Артемий Волынский - Зинаида Чиркова

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 16 17 18 19 20 21 22 23 24 ... 118
Перейти на страницу:

Не велите переодеваться, батюшка-дядюшка, — улыбнулась Анна. — В Адмиралтействе женщинам вроде и не след быть, — вдруг застеснялась она.

— Анна! — выпучил глаза Пётр. — Вот это утешила!

Он расхохотался и, ловко за руку втащив в карету Анну, посадил рядом. И всё всматривался в лицо племянницы.

— Ай да молодец, — приговаривал он. — Такого бы солдата мне в войско.

— А я и стрелять умею, а на лошади — не угнаться за мной, — похвасталась Анна.

— Хороша девка, всем девкам девка, — хвалил её Пётр. — Гляди, росту почти моего, гренадер, да и только...

Всю дорогу он шутил и балагурил, а при въезде в Адмиралтейство велел спрыгнуть и подать ему руку.

— Пусть все видят, какой ловкий у меня денщик! — хохотал он.

Но едва они появились на дворе верфи, как Пётр посерьёзнел и уже не заикался о проделке Анны. Он так и обращался с ней — как с мужчиной.

Гулкий перестук кузнечных молотов, шум и крики работавших людей, дробные перезвоны заколачивающих гвозди, стуканье топоров оглушили Анну. Она потерялась в этом шуме, гуле и криках.

Прямо перед ней горбатились рёбра недостроенного судна, плотники прибивали к ним доски и тут же конопатили и смолили их.

Пётр радостно осматривал всё огромное хозяйство верфи, но совершенно забыл об Анне, и то схватывался в перебранке с работником, то дёргал за чуб не в лад ударившего по горбылю плотника.

Анна ходила за Петром по пятам. Пётр прыгал через банки, на которых полагалось сидеть гребцам, смотрел, как сделаны отверстия для весел, и ругался с мастерами. Те отвечали ему не чинясь, не называли величеством, а обращались запросто — Пётр Алексеич.

Анна дивилась всему, что видела, поначалу в глазах всё плыло и вертелось и она не понимала, что к чему, но постепенно, из разговоров Петра с мастерами начала понимать, что тут делается, какие галеры строятся, какие мачты поднимаются, и вскоре адмиралтейская верфь уже увлекла её, и ей стало интересно всё. Но она молчала, ни во что не вмешиваясь, и только смотрела, как широко разевал рот царь, крича во всё горло: шум перекрывал его крик.

Вот тут только увидела она своего дядю в работе. Попав в Адмиралтейство, он забыл о ней, и долгие его споры с мастерами, и окрики рабочих людей, и то, как хватался он за рубанок и показывал несмышлёному ещё работнику как строгать горбыли, доказали ей, что для него всё это было не просто картиной, не просто проверкой, а любимым делом, самой жизнью.

Она вернулась уже под вечер, совершенно измотанная долгим пребыванием на верфи, отмолчалась на презрительные попрёки матери, отмахнулась от расспросов сестёр и ушла к себе, опять переворачивая и рассматривая со всех сторон впечатления дня.

«Царь — это не просто сидение на золотом троне, — вдруг поняла она, — это работа и работа. Оттого и недосуг всегда Петру, что занят делом и его указки ждут тысячи и тысячи людей...»

Она бы ещё и ещё поехала с ним на верфь и куда угодно, чтобы всё посмотреть. Но теперь Пётр повёз своих родичей осматривать город и его достопримечательности, крепость и дворцы, улицы и каналы. Анне это уже не было интересно. Ну город и город, строится, как и везде, дома, и дома разные, а вот как строятся корабли — ей это было занятно.

Она хотела было съездить в Адмиралтейство ещё раз, нарядившись в тот же костюм, но Пётр повёз их в Кроншлот. Они осмотрели все укрепления этого острова, а потом собрались в Нарву, откуда Пётр должен был выехать в Смоленск для соединения с армией.

На эти дни выдался именинный день — день ангела Петра. Торжественный молебен начал это утро. Священники в золотых ризах служили красиво и торжественно, певчие разливались соловьями, и за молебном царица Прасковья не раз всплакнула: хорошо служили даже здесь, в бывшем шведском городке, отвоёванном дважды. Когда-то это был русский город Юрьев, и в нём ещё сохранились православные соборы. А после молебна началась пушечная пальба и в небо взлетели огненные потехи. Анна любовалась расцветающим разными цветами небом и не могла понять, почему недовольна мать. Прасковья же зажимала уши, зажмуривала глаза — боялась.

Как всегда, обилен был и хлебосолен стол. Анна опять сидела рядом с Екатериной и всё допытывалась, что знает ещё она про имена людей. Но рядом с портомойкой сидел Пётр и ласково шептал ей какие-то слова, и Анна невольно отворачивалась: негоже подслушивать царёвы слова, сказанные фаворитке...

Пётр уезжал к армии, и Прасковья, дочери её, сёстры царя, Екатерина провожали его далеко за заставу. Уже темнело, когда они вернулись в Петербург.

Однако так и не стемнело. Анна то и дело выбегала на улицу, возвращалась изумлённая и всё никак не верила, что день прошёл, уже ночь. Но настоящей ночи не было — была белая ночь, и она показалась Анне такой красивой, что она и думать забыла про своё Измайлово.

Жизнь покатилась здесь, как и в Измайлове, только больше было выходов и гуляний. Но всё так же утром долго молилась Прасковья перед иконами, которые привезла из Москвы, так же ругалась и пререкалась с дворовыми девками и челядью, так же старалась следить за тощими огородами, без которых не мыслила и жизни. А Анна всё чаще и чаще велела седлать себе гнедого коня, выезжала в поле с егерями и пыталась охотиться. Но охотиться здесь было скучно. Хоть и водились в окрестных лесах волки и зайцы, но леса были плохие, малорослые, лосей не было и в помине, и Анна скоро пристрастилась стрелять прямо из дворца. Едва она выстрелила из окна в первый раз, как прибежала Прасковья и напустилась на дочь:

— Такая-сякая, перепугала меня, вот прокляну, тогда узнаешь, почём фунт лиха...

Но Анна уже привыкла к подобным попрёкам и относилась к ним спокойно: мать часто грозилась проклясть их всех, и сначала Анне казалось, что нет большей кары на земле, чем материнское проклятие, но со временем повторявшиеся угрозы стали привычными, и Анна уже мало внимания обращала на них. Да и Прасковья скоро свыклась с тем, что Анна часто стоит у окна и стреляет по воронам.

Анна оправдывалась:

— А как они накаркают беду...

И мать тоже смирилась с выходками средней, угрюмоватой и не по годам рослой дочери. Ей хватало забот: приехал управляющий Юшков с обозом, и надо было и определить скот на пастбище и зимовку, и разобрать всё добро, что было захвачено из Измайлова, и закупить новомодных материй на туалеты себе и дочерям.

Частенько мать запиралась с Юшковым, и Анна подозревала, что они не только сводят счёты и листают книги, в которых записан каждый грош и каждая растрата. Но она лишь презрительно взглядывала на мать и молчала.

Зато не молчала Катерина.

Едва только Прасковья начинала свои бесконечные попрёки и нравоучения, как Катерина бойко взглядывала на неё и нараспев тянула:

— А я вот вчера в дверную щёлку глядела...

И искоса смотрела на мать. Та мешалась, ещё строже сдвигала бархатные густые брови и сурово говорила:

1 ... 16 17 18 19 20 21 22 23 24 ... 118
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?