Во власти обольстителя - Анна Бартон

И тут герцог ткнулся лбом в ее новые очки.

Аннабелл заморгала и на миг растерялась от неожиданно возникшей пелены на линзах. Какая еще метафора ее замутненного сознания могла быть более красноречивой? Господь посылает ей знак. Божественная пощечина!

— Дай-ка я их сниму, — тихо сказал герцог, берясь за дужки.

— Нет. — Почему-то Аннабелл показалось, что если она позволит ему это сделать, он попросит ее снять и другие вещи. Лучше не подвергать себя такому суровому испытанию.

— Мне кажется, — Аннабелл отступила на шаг назад, — мне пора. — Сняла очки, осторожно протерла их передником и снова надела. Сердце по-прежнему отчаянно колотилось, но когда она водрузила очки на нос, простое движение помогло ей собраться.

О Господи! Благодаря этой сцене его мнение о ней станет еще хуже. Вероятно, в глазах его светлости она из вымогательницы превратится в вымогательницу, лишенную морали. А это уже чересчур!

Хантфорд потянулся к ней, но вдруг резко остановился.

— Аннабелл, э… мисс Ханикоут, я должен извиниться за свой поступок.

Она покачала головой. Если его светлость и сделал что-то выходящее за рамки приличий, то она — тоже. От его извинения ей не станет легче.

Герцог подошел вплотную к Аннабелл, приложил ладонь к ее щеке, заставив тем самым посмотреть себе в глаза.

— Я прошу прощения за то, что поставил вас в неловкое положение. Но не за то, что поцеловал вас.

О! Такие заявления были для нее непривычны, поэтому Аннабелл попыталась вспомнить, что обычно говорила Дафна своим поклонникам в такой ситуации.

— Я… Мне льстит ваше внимание. На самом деле. Однако я должна идти. И пусть это останется между нами, — сказала она решительно. — Уверена, что очки обошлись вам недешево. Я пока не знаю, как и когда сумею расплатиться за них, но сделаю это обязательно. — Единственное, что она умела делать, это шить платья. — Может, у вас есть еще родственницы, которым нужен новый гардероб?

— У меня имеется четырнадцать чудесных тетушек в возрасте от пятидесяти девяти до восьмидесяти двух лет.

Она поморгала, удивляясь тому, как дорого стоили очки.

— Вы шутите?

Герцог усмехнулся в ответ. Конечно, он дразнил ее. Аннабелл вздохнула с облегчением.

Усмешка пропала, он нахмурился, и его черные брови сошлись на переносице.

— Вы ничего не должны мне за очки. Ведь старые сломал я.

Аннабелл приподняла брови, чтобы дать ему понять, что заметила ошибку в его логических построениях. А именно: он никогда бы не наступил на ее очки, если бы она не написала то гадкое письмо.

Резко выдохнув, Аннабелл попыталась восстановить видимость респектабельности — оглядела юбки, заправила пряди волос за уши, при этом стараясь не замечать изумленного взгляда герцога.

— Доброго вам вечера, ваша светлость, — сказала она и со всем достоинством, на которое только была способна, двинулась к двери. Преградив ей путь, герцог схватил ее руку и спрятал в своих ладонях. Потом по-мальчишески улыбнулся.

— Вам тоже доброго вечера, мисс Ханикоут. — И приложился губами к ее руке.

Аннабелл изо всех сил постаралась показать, что ей все нипочем, но на выходе из комнаты ноги у нее задрожали. До нее неожиданно дошел смысл того, что она сделала. Она целовалась со своим работодателем. Мало того, целовалась с человеком, у которого вымогала деньги. Это абсолютное, ничем не прикрытое нарушение собственных правил поведения. Торопливо шагая по коридору в направлении лестницы, она вдруг резко остановилась.

Боже милостивый, ей придется вернуться!

В ужасе Аннабелл пошла назад, туда, где разыгралась сцена с поцелуем, — в кабинет. Когда она показалась в дверях, герцог в раздумье стоял и глядел в окно. Непонятно, что она ожидала тут увидеть, но у нее стало легче на душе от того, что он, например, не бьется головой о стол, не казнит себя и не глушит джин.

Услышав покашливание, герцог обернулся и удивленно посмотрел на Аннабелл. Пожалуй, даже с выражением надежды.

— Я вернулась забрать кое-что, что принадлежит мне. — Не дожидаясь разрешения, она пересекла комнату, сдернула с часов чепец и нахлобучила его на голову.

Ей вдруг стало понятно, что ее список необходимо дополнить пунктом, который будет контролировать необычные отношения с герцогом. В первую очередь там необходимо упомянуть, что «нельзя снимать головной убор — или позволять его снять — в присутствии герцога, так как это может спровоцировать непристойное поведение обеих сторон». Да, примерно так! Она еще подумает над формулировкой.

Принципиально не глядя в сторону его светлости, она вылетела из комнаты. В очередной раз. Ей было совершенно ясно, что герцог насмехается над ней. Насмехается с первого момента их встречи.

Проблема заключалась в том, что ее это затрагивало больше, чем хотелось бы.

На следующий день Оуэн с грохотом катил по городу в коляске, направляясь на запланированную встречу. Он все пытался мысленно примириться с тем, что сделал. Сначала сказал себе, что поцеловал Аннабелл только потому, что испытывал к ней жалость. Но это было смехотворно. Аннабелл не принадлежала к женщинам, которых жалеют. Да и она сама никому не позволила бы этого.

Потом подумал, не соблазнила ли она его показной скромностью и тщательно замаскированным приглашением к действию. Но это тоже было нелепо. Какое может быть приглашение при таком дурацком чепце?

Можно было бы возразить, что, не имея в настоящее время любовницы, он резко снизил обычно очень высокие требования к женскому обществу. Но… нет!

Правда заключалась в том, что он воспылал к мисс Ханикоут страстью с того утра, когда они встретились. Он желал ее с того самого вечера, когда она споткнулась и упала ему на руки. Аннабелл была умной, гордой, красивой и надежной.

Дьявольски возбуждающее сочетание!

Сегодня утром его светлость вдруг обнаружил, что изобретает предлог для того, чтобы пройти мимо мастерской, в которой — он был уверен! — она сейчас находилась. Тогда-то до него дошло, что нужно выйти из дому, прогуляться. Надо срочно переключиться на занятия насущными делами — контрактами, хозяйством и состоянием финансов. Придя к такому решению, Хантфорд откинулся на бархатные подушки и провел рукой по лицу.

Может, во время встречи с Джеймсом Эверилом — своим поверенным и ближайшим другом — ему удастся уговорить его отправиться на Бонд-стрит побоксировать.

Оуэн был очень приличным бойцом. Не раз и не два дрался в тавернах, и, хотя ему редко удавалось выйти из схватки невредимым, его противники выглядели намного хуже него. Однако в боксе Оуэну трудно было сравняться с Эверилом. Что, если пара хороших ударов в голову помогут забыть Аннабелл? Или по крайней мере приведут в чувство. Эта мысль развеселила его светлость.