Пособие по укладке парашюта - Екатерина Великина

11.25. Орет. Клацая той же жопой, качаю ту же коляску на том же балконе.

11.35. Возвращаюсь на кухню. Выкидываю сгоревшую яичницу в помойное ведро и, открывая форточку, желаю себе приятного аппетита.

Завтрак окончен.

11.45. Орет. Прихожу к выводу, что жопа не казенная и ей в отличие от моего сыночка воздушные ванны в количестве более пяти минут категорически противопоказаны.

Увожу коляску с балкона.

12.00. Спит в комнате.

Мою пол на кухне, стерилизую бутылочки, закидываю белье в стирку.

В оставшиеся семь минут грызу сухарик, сидя на краешке стула, и думаю, что жизнь, кажется, налаживается.

13.00. Орет. Меняю памперс и несусь на кухню за магической бутылочкой. По пути замечаю совершенно очумевших от визга котов и соображаю, что виварий не ел с позавчерашнего дня.

– А кому сейчас легко? – бросаю я котам.

Коты вздыхают и идут пить воду из унитаза.

13.30. Бодрствует. Читаю Ему Кинга, трясу погремушкой, а в особо сложных случаях пою про «волчка, который ухватит». Пою я паскудно, но Ему, кажется, нравится. Во всяком случае, молчит.

14.30. Орет. Добрых десять минут думаю, с чего бы это, и наконец соображаю, что ребенок навалял в штаны. Меняю памперс. В этот самый момент Фасолька исхитряется и описывает все вокруг. В зоне поражения – две пеленки, комбез, носки и моя рубашка.

Улыбается.

Сволочь.

16.00. Орет.

Меняю памперс и несусь на кухню за магической бутылочкой.

По пути замечаю, что коты пишут письмо в Общество защиты животных с просьбой занести себя в Красную книгу как исчезающий вид.

16.30. Спит.

Закидываю в стирку белье, стерилизую бутылочки, мою пол в коридоре. Вспоминаю, что целый день ничего не ела, и ставлю яичницу.

16.45. Орет. Включаю мобиль. Засыпает к тому моменту, когда меня начинает трясти от Моцарта.

17.00. Выкидываю сгоревшую яичницу, открываю форточку и желаю себе приятного аппетита.

Развешиваю белье в комнате, домываю пол везде, где это можно, и отвечаю на звонки родственников: «Как он там, наш маленький?» Вообще, как я понимаю, поговорить о чем-либо, кроме того, сколько он съел, как покакал и где поспал, вряд ли когда-нибудь удастся…

18.30. Выметаемся гулять.

Гулять, как чинная мамашка, я еще не научилась, и поэтому если вы заметите безумную девицу с коляской и сигаретой в зубах, обегающую район три раза подряд, то не сомневайтесь – это я.

20.00. Орет. Несусь на кухню за магической бутылочкой.

Коты заклеивают конверт и просят денег на марку.

Шлю их подальше.

20.30. Звоню маме и говорю, что мне плохо.

Мама не ведется и советует прекратить ныть.

Завидую котам. «Общества защиты Катечкиных» еще не придумали.

Жду прихода мужа с работы, как манны небесной.

21.00. Сдаю пост.

Пока супруг читает ребенку передовицу, готовлю жрать и думаю, что жизнь налаживается.

Впрочем, я заблуждаюсь… Как всегда.

Д о чего же доросло детское книгоиздательство! Читала чаду детские книжки. Нужно сказать, что до этого момента я обычно читала или то, что есть под рукой, или какого-нибудь там «Маленького принца». Так как под принца я засыпала куда быстрее, чем Фасолец, пришлось сменить репертуар. Как вы понимаете, в квартире взрослого человека сложно найти какое-нибудь там «Тараканище» или «Дядю Степу». Дядя Степа у нас этажом ниже живет, и его не только читать, его даже лицезреть тоскливо… Поэтому я позвонила маме и отдала ей приказ немедленно пополнить мою выездную детскую библиотечку.

«Есть, сэр!» – сказала мама. И ровно через три дня моя квартира напоминала склад макулатуры пионерских времен. Наряду с вышеупомянутым Тараканищем и очкастым зоофилом (зоолюбом) Айболитом присутствовали и новые, доселе незнакомые мне произведения лирического жанра.

Устроившись с ребенком в кресле, я ностальгически понюхала полиграфию и начала выразительное чтение вслух.

Первой попавшейся мне книжкой была «Азбука», сочиненная некоей И.Я. Яворовской.

Когда я дошла до четверостишия:

Мама песенку поет,

Норка чистит шубку,

Ослик два мешка несет.

А папа курит трубку, —

то издала первый робкий смешок.

Ну естественно! Пока мама дерет горло, норка прилизывается, а осел прет свою ношу, папа курит бамбук и радуется жизни.

– А папа у них, по ходу, философ, Фасолец, – пояснила я ребенку.

Фасолец хмыкнул, агукнул и неодобрительно выпятил нижнюю губу.

Итак, «Азбука» была забракована и отправлена мною «в печку», как переписка Энгельса с Каутским.

Дальше мой взгляд упал на эпохальное творение «Что растет на грядке».

«На грядочках негусто посажена капуста» еще прокатило.

На «В морковке витамины для внученьки, для Нины» я уже начала сомневаться в психической нормальности автора-стихоплета. Мне почему-то показалось, что сие произведение есть плод коллективного труда пациентов Столбовой из расконвоированных.

А уж когда мы дошли до «С огорода мама Мишке принесла пучок редиски», меня чуть не хватил апоплексический удар. Признаюсь, что я с большим усилием подавила первородно-детсадовское желание заменить «редиску» «пипиской». Стоит ли говорить, что на этом знакомство с судьбой близнецов-огородников Миши и Нины было завершено.

Следующая книжка, попавшая мне в руки, была посвящена тяжелой судьбе российского предпринимательства в лице зайчонка Хрустика. Краткое содержание: Фермер Хрустик, удачно реализовавший плодоовощную продукцию, приобрел трактор. После приобретения трактора бизнесмен вернулся в лес слегка навеселе. Потому что двустишие «Сторонитесь, волк с лисой, за рулем сидит косой» чем-то иным, кроме принятия Хрустиком изрядной доли первача из сахарной свеклы, я объяснить не могу.

На этой патетической ноте и остановимся.

Видимо, придется довольствоваться Барто, Хармсом и Чуковским.

Сегодня я опять страдаю.

Старость окончательно развратила молодость. Фасолец, около месяца наслаждавшийся статусом правнучка, решил, что утро начинается не в двенадцать, а вовсе даже в шесть. Мы немножечко с ним подискутировали по этому поводу, после чего недовольная сторона была отправлена в манеж и снабжена соской для поднятия тонуса. Идиллия продолжалась ровно две минуты (за которые опытная я даже заснуть ухитрилась). А через две минуты ребенок извлек откуда-то пластиковую собачку и начал радостно налаивать на ней вплоть до полного моего пробуждения.