Дикий - Элла Савицкая

Белое полотенце обтянуто вокруг совершенного тела, оставляя место для воображения. Стройные ноги осторожно ступают по ковру. Позади нее из-за открытой двери струится пар, а по лицу стекают капли воды с мокрых волос. Сексуальная чертовка. Еще и какая сексуальная!

— Ну, привет! — привлекаю к себе внимание и закидываю за голову руки.

Вздрогнув, Ри резко останавливается. На лице ни капли косметики. Ей так даже лучше. Боевой раскрас делает из нее шлюху, а так прямо…девочка!

Марина

— Что ты здесь делаешь? Комнату перепутал?

Вздергиваю бровь. Матвей нагло развалился на моей кровати так, словно это его комната. Или все же его? Да нет, вряд ли. Лана сказала, что выделит мне гостевую.

— Неа, не перепутал. Полотеничко снимешь?

— С чего бы?

— Чтобы разговор плодотворнее полился.

— Иди к черту, Матвей. И выметайся отсюда.

Прохожу к своей спортивной сумке и достаю оттуда белые стринги. Меня абсолютно не смущает присутствие говнюка в комнате, но внутренний голос отдает четкое указание одеться. Находиться рядом в одном лишь полотенце не комфортно, особенно если учесть каким взглядом он следит за каждым моим движением.

— Нам поговорить нужно. А когда мне уйти я сам решу.

Фыркнув, натягиваю трусики, стараясь сильно высоко не поднимать полотенце. Схватив пижамные шорты с топом, разворачиваюсь спиной, чтобы переодеться.

Сбрасываю полотенце, отчетливо ощущая, как спина и ягодицы начинают гореть. Наверное, я рискую находиться перед ним в таком виде, но показывать слабость перед зарвавшимся подонком не собираюсь. Особенно после того, как он поступил с Ланой.

Девчонка полвечера проплакала. Уснула еще часа два назад, а я потом смогла в кой-то веки полноценно поесть. Впервые кстати, за день. Желудок рвался наружу от голода, но я не могла бросить обиженного ангела в таком состоянии. Пришлось налить ей вина, найденного в холодильнике, и успокоить бурлящий желудок нарезкой из бастурмы.

С одной стороны, отчасти, я понимала, почему Матвей взбесился, мне даже показалось, что парень волнуется за нее, но то, с какой грубостью братец вел диалог с сестрой, не оправдывает волнения. Девчонка, как бабочка, к ней даже дотронуться страшно, чтобы не стереть с крыльев напыление, с помощью которого она может летать, а он ведет себя как настоящий ублюдок.

— Ри, может передом повернешься?

Немного хриплый голос вызывает волну томительных мурашек по телу, потому что я очень хорошо помню этот голос. Он у него приобретает характерные нотки, когда возбуждается.

— А может еще наклониться?

Бросаю через плечо, быстро натягивая топ и шорты.

— Я был бы только рад.

Оборачиваюсь, встречаясь с потемневшими глазами. Мужская рука потирает пах, не стесняясь демонстрировать степень возбуждения и заставляя меня сглотнуть. Смущаться не в моей природе, но рядом с ним кажется, я начинаю понимать, что означает это слово. Пальцы начинают мелко подрагивать, пока я стараюсь не смотреть на нахальное движение его руки.

— Знаешь, радовать тебя у меня нет ни малейшего желания, — отрезаю и подхожу к столу, на котором еще осталось полбутылки красного вина. Усаживаюсь на край и наливаю себе полный бокал. Под прицелом прищурившегося взгляда делаю несколько глотков. — Ты же пришел что-то спросить. Вперед. Или будем и дальше играть в гляделки?

— Я бы поиграл. В догонялки. Хочу, чтобы ты убегала, а я буду ловить, — острый язык порочно пробегается по губам, а я в который раз чувствую нечто странное и мощное в животе от его дерзости и похабщины.

— В кошки — мышки поиграешь с кем-нибудь другим. Об меня только зубы сточишь.

Громкий смех вдруг прокатывается по комнате, когда Матвей возвращает руку обратно под голову.

— У меня стальные зубы, Рииии, — взгляд темных глаз задерживается на моем бокале и медленно путешествует по руке к лицу.

Мелкие искорки ползут по коже вслед за движением его взгляда. Потираю руку ладонью в попытке избавиться от них.

— Раз уж ты будешь жить в моем доме, — наконец доходит до главной темы, по причине которой и пришел среди ночи. Обещание о том, что поговорит со мной позже, я хорошо запомнила. — Хотелось бы услышать твою душещипательную историю о том, как бедную девочку не понимают родители, и бунтарка сбежала из дома, чтобы доказать, что чего-то в жизни способна добиться сама.

— Ты хочешь розовых соплей? — склоняю на бок голову, ядовито усмехаясь. — Боюсь тебя разочаровать, Матвей. Подобных сентиментальностей жизнь меня лишила. Никаких родителей и желания доказать, что я чего-то стою. Мне вообще иногда кажется, что кто-то там сверху ошибся и отправил меня сюда зря, потому как если бы это было не так, меня никогда бы не оставили в детском доме.

Обычно после признания о том, откуда я, на лицах собеседников возникает либо выражение сочувствия, либо брезгливость. Лана даже рот от удивления прикрыла ладонью, а потом потянулась мягко гладить мои руки, стоило рассказать ей историю своей жизни, а выражение лица Матвея осталось таким же безразличным, как и несколько секунд назад.

— Вот оно что. И почему ты осталась без крыши над головой?

— Потому что хозяйку квартиры не устраивает, что я плачу за аренду с опозданием, — делаю несколько глотков самого вкусного вина, которым наслаждаюсь целый вечер. Никогда раньше не пила такого. Легкое и приятное, без ядреного запаха спирта, как из дешевого супермаркета.

— И ты решила поплакаться Лане?

— Никому я не плакалась, — со звоном ставлю бокал на стол, раздраженная беспочвенным обвинением. — Если ты думаешь, что я общаюсь с твоей сестрой только из-за денег, то сильно ошибаешься, Матвей. Такого светлого человека, как Лана, я еще не встречала. И ты ведешь себя по-свински по отношению к ней. Ценил бы хотя бы немного, возможно она бы от тебя не шарахалась, как от стихийного бедствия.

Матвей вдруг резко встает на кровати и, пройдя грязными кроссовками по покрывалу, спрыгивает прямо передо мной. Отшатываюсь, едва не падая. Сильная рука ловит меня за шею и притягивает к себе.

— Послушай меня, Рина. Не тебе меня учить как вести себя с мелкой. Если ты думаешь, что пробрала меня своей историей, то ни черта подобного. Каждому в жизни достается то, что если не сломает его, то закалит. Будешь сильной — выживешь, нет — сломаешься.

Губы психа цедят это в непозволительной близости к моим. Я даже вдыхать перестаю, чтобы не втягивать в легкие его разъедающий запах. Ладонь на шее жжет, а тепло от крепкого тела натягивает струной. Сердце замедляется, а потом начинает гулко биться в ушах.

Похоже, Матвей тоже чувствует нечто подобное, потому что вдруг кладет большой палец мне на губы и надавливает на них, рассматривая произведение собственного искусства.