Все о жизни - Михаил Веллер

Дети, юноши, взрослые, старики – имеют разные поводы к страданию. И каждой возрастной группе поводы других представляются малоосновательными. Ребенку – игрушка и прогулка, юноше – штаны и поцелуй, взрослому – должность и награда, старику – уважение и покой. Объективно все это чушь, условные мелочи могут человека печалить, но каждый очень дорожит своим и пожимает плечами над чужим.

Чеховский чиновник чихнул на лысину генералу и умер от ужаса. Хиппи на эту лысину еще бы и помочился. Он от другого страдает: смысла в жизни не видит. А генерал страдает, что его орденом к празднику обошли. А работяга, который штампует эти ордена на прессе ящиками, страдает, что его сын ушел в хиппи.

Меланхолик в депрессии заплачет от любой мелочи, как Пьер Ришар в фильме, где ему подали не тот кофе. Патология? А что это такое? Это деталь картины под увеличительным стеклом: что-то из нормального размера разрослось до непропорционально большого и бросается в глаза, искажает гармонию. Классических темпераментов в чистом виде не существует, в каждом человеке есть все, разница только в пропорциях. Элементы меланхолии, штрихи депрессии есть в каждом. «Тот, кто постоянно ясен, тот, по-моему, просто глуп».

Благополучный ребенок в благополучной семье тоже иногда капризничает. Педагоги говорят: это он выясняет границы своей власти в семье, самоутверждается. Пусть, но факт в том, что ребенок безо всяких видимых причин вдруг находит повод к слезам, горю. «Ах, боже мой, какой я несчастный, я никогда не видел, как человек падает с шестого этажа», – пожаловался Гаврош. Самая отчетливая форма сознательного стремления к страданию – «косметическая ложь» (термин психологов): взрослый разумный человек приукрашивает свою биографию, чтоб лучше и значительнее выглядеть, обычное дело. И девушки часто придумывают в прошлом возлюбленного с трагической судьбой, слагают душераздирающую легенду о своей любви – и сами плачут, рассказывая ее подругам и знакомым! Какие мотивы ни выдвигай – тщеславие, неудовлетворенность – фактом остается желание пострадать. Искренне плачут, аж сами верят!

Пусть каждый повспоминает свою жизнь повнимательнее. Сколько он дергался, нервничал, переживал, страдал! Много лет прошло – и удивляешься, даже понять не можешь: из-за чего?! Ведь все было неплохо, терпимо, в пределах нормы – и из-за неважных, в сущности, мелочей и обстоятельств. Боже мой, чего я, дурак, с ума-то сходил, портил жизнь себе и близким. Хорошо еще от многих непоправимых глупостей удержался: не убил, не разругался насмерть, не застрелился. Ну обманули, ну обидели, ну что-то было не так, как мне в тот миг хотелось, но ведь все это в сущности так неважно!

И что, осознав это, ты перестанешь дергаться и будешь жить дальше спокойно и мудро? Черта с два. Вспомнишь о прошлом или представишь наперед какие-то раздражающие вещи – и кажется, что можешь переносить все спокойно. А случится сейчас – точно так же дергаешься и страдаешь. А вот нервы такие. Темперамент такой.

В любом случае переживать и нервничать – вредно, ненужно, это портит тебе жизнь и мешает достичь цели. Ты это отлично знаешь. И продолжаешь дергаться. Разум понимает, что большинство поводов к дерганью, к страданиям – именно неважные поводы. Не причины. Сам же себя накручиваешь обычно.

Причина в другом. Есть способность к страданию. А способности без потребности не бывает. Вот иногда нервной системе пострадать требуется. Способность предполагает возможность своего применения.

А если человек что-то может применить – он это применит, будьте спокойны. Внешне потребность по отношению к способности первична. Через потребность о наличии способности и узнаем.

ИСКУШЕНИЯ. Каждому известно то, что называется искушениями. Сейчас мы имеем в виду такие искушения, когда вдруг что-то подталкивает тебя как бы и не хотеть, но вот задумываться, как бы и не собираться сделать, но вот представляешь себе будто делаешь – что-то неправильное, неприличное, нехорошее, ужасное, чего делать не надо, нельзя, невозможно, противоестественно вроде.

Самый невинный пример – академик Ландау признавался, что при виде вращающегося вентилятора ему всегда хочется бросить в лопасти сырое яйцо, и посмотреть, что будет. А не бросал…

Обычное искушение – шагнуть вниз с высоты. Известно: высота манит полететь вниз. С балкона, с горы. Знакомо каждому. Страшно, жутко – а манит, и представляешь себе, как это просто сейчас сделать.

Почему, зачем? Ведь это смерть, а умирать он сейчас, стоя на балконе, отнюдь не хочет. (Есть точка зрения, что смерть вообще манит. Это отдельный разговор.) А вот сделать такое – подмывает, и холодок внутри от того, как легко и просто это сейчас сделать. И приходит эта мысль и этот холодок сами по себе.

Когда подпивший дядюшка Хо Ши Мин прилюдно запустил руки в декольте Валентине Серовой и схватил ее за большие сиськи – он не удержался от искушения приятного и естественного. Скандал замяли. Когда довлатовский брат пописал из окна на директора школы – это было искушение хулиганское, его исключили.

А когда один мой приятель изнасиловал одноклассницу, а другой воткнул красивый блестящий нож в живот случайному прохожему – они уже последовали искушениям крутым, преступили. Оба мне потом признавались, что не собирались этого делать, не хотели даже – а вот подмывало что-то внутри: ведь это так просто взять и сделать, не может быть, неужели.

И более того, более того! Почему каждый иногда растравляет себя картинами горя и смерти любимых людей? И – вечная проблема психоаналитиков – любой человек, пусть очень редко, пусть запрещает себе даже думать об этом – иногда, ужасаясь противоестественной кощунственности своих мыслей – не мыслей даже, а картин в мозгу – представляет, как он убивает своих родных. На какой-то миг кухонный нож в его руке повергает его в кошмар: как просто воткнуть его в сидящего рядом человека. Как просто обрубить ему пальцы. Как просто отрезать голову; а потом еще можно поставить ее на тарелку и смотреть. Как просто приподнять и выкинуть в окно, с верхнего этажа.

Слушайте, он жизнь отдаст за этого родного человека, всем ему пожертвует, своим телом от опасности прикроет – откуда эти ужасные проблески кровавого бреда? (Ни классический фрейдизм, ни современный психоанализ никак не отменяют того, что в человеке это наличествует.)

Не говоря уже об искушении самоубийства: как просто приставить пистолет к виску или сунуть голову в петлю. Хотя на самом деле умирать не собираешься и будешь цепляться за жизнь до последнего.

Какие теории не строй, как структуру подсознания и его мотивации не объясняй, факт остается: а вот возникают в человеке такие ощущения, отнюдь не приятные.

ИНСТИНКТ И ЧУВСТВА. Мы говорили, что на самом первом, самом глубинном, самом основополагающем уровне жизнь для человека – это комплекс ощущений, который испытывает его нервная система, его мозг. А что в человеке уж самое-самое основное, базовое, бесспорное? Инстинкт жизни. Жить! Основы более общей и необходимой уже нет.

Это – прежде всего. Рациональная, механистическая, позитивистская философии трактуют жизнь как систему, где все целесообразно и взаимообусловлено. Земля для травы, трава для коровы, корова для человека, человек для прогресса. Элементарно, Ватсон. Любовь как инстинкт продолжения рода, творчество как его сублимация.