Ратник. Крестоносец - Андрей Посняков

— Хорошо хоть, аккумулятор не сдох и бензин не слили!

— Аккумулятор новье, а бензин… да кому он тут нужен-то — бензин!

— Ой… это верно.

Чудную повозку загнали в дальний амбар, кнехты прозвали ее «латной колесницей». Отец Арнольд, по возвращению, на железную повозку дивился, но ничего не сказал — колесница, так колесница, он вообще не лез в дела вооружений и тактики.

В августе выстроили наконец и уборные, и баню — к вящей радости русских, Ивана Судака и Доброги, уже те любители были попариться, да и Ратников с Максом баню жаловали, а вот отец Арнольд — что-то не очень, слишком уж ему там было жарко — «как у дьявола на сковороде» — именно так он и выражался. Михаил даже установил во вверенном ему «гарнизоне» банный день и каждую неделю гонял свободных от службы в лес, по дрова — чтоб не расслаблялись, у хорошего командира солдаты без дела не сидят!

Наряду с отцом Арнольдом манкировал помывкой и Эгберт, вечно ходивший грязным, в баню его не могли затащить даже русские — слишком уж упирался, кусался даже. Бывший подмастерье неожиданно сблизился с Максиком, Ратников не раз уже замечал, как парни, усевшись за амбаром на траве, о чем-то разговаривали, смеялись.

— Эгберт мне про Любек рассказывает, — как-то вечером пояснил Макс. — Красиво, говорит, там, весело. Только он оттуда сбежал — хозяин семь шкур драл.

— Нашел, куда сбежать, чудо!

— Он говорит, Орден переселенцев привечает, особенно — кто из немецких земель. Всякие льготы дают, земли…

— Ну да, ну да, — Михаил рассмеялся. — Как в Штатах на Диком Западе. Закон о гомстедах! Наделы всем желающим фермерам! Ничего, что на индейских землях? Ничего, что на орденских землях — пруссы, эсты, чудь?

— Ну, не знаю, — мальчишка пожал плечами. — Так Эгберт сказал. Говорил еще — и поляки многие под Орден идут, и даже литовцы. Выгодней, чем своих алчных князей кормить!

— Эгберт, Эгберт, — Ратников оперся на резные перила высокого, пристроенного недавно, крыльца. Перила, кстати, вырезал Иван Судак, оказавшийся неплохим плотником и столяром. — Смотрю, скорешились вы с ним.

— Ну да, — Максик пожал плечами. — Он меня ненамного и старше — всего-то на полгода. Много чего повидал, интересно послушать. Да и говорит он понятно, не как другие. К примеру, баварцев так я сосем не понимаю, а бранденбуржцев — через слово.

— Ты б спросил своего друга — когда он в баню пойдет? Или привык — вечно чумазым?

— Он бы пошел… он бы рад, — сразу же кивнул подросток. — Но боится. К нему и так этот, вислоносый Фриц пристает…

— Ах так? Ну, это дело мы быстро исправим!

— Да нет… он не открыто…

— И все же, пусть твой дружок вымоется наконец, а то стыдно смотреть — воин!

Эгберт и мылся — в озере, так сказать, в свободное от ратной службы время. Уходил подальше, за мыс, почти к Черной речке — всерьез опасался Фрица и ему подобных ухарей. И вот однажды…

Собственно, со слов юного кнехта о случившемся доложил Макс, сам Эгберт почему-то постеснялся, да, наверное, не счел и особо важным то, что невзначай увидел. А дело было так…

Ратников даже представил воочию.

Лес, сверкающая гладь озера, жаркое солнце — лето в этом году выдалось на редкость знойным. На песчаную косу, подозрительно озираясь, из леса выходит Эгберт. Сбрасывает одежку, боязливо пробует воду ногой… И вдруг — слышит шум весел! Из-за мыса появляется вместительный баркас, с мачтой и только что спущенным парусом.

Подхватив одежку, кнехт быстро прячется в ближайших кустах — к лесу-то не успеть, далековато.

Баркас причаливает к берегу — там, у впадения в озеро Черной речки, есть подходящее место. Дюжие, вооруженные мечами и копьями, парни выталкивают на берег… юных стенающих девушек, похоже что — пленниц. Кое-кто лупит их кнутом…

Дев гонят в лес, как раз по той тропке, что тянется вдоль Черной реки… Быстро накинув одежку, Эгберт крадется за незнакомцами следом. Вот они — подозрительные люди, о которых предупреждал герр комтур! Вот она — награда, теперь уж никто не скажет, что Эгберт — плохой воин, грязнуля и неумеха. Теперь уж… Юный кнехт крадется неслышно, в серых глазах его сверкает огонь любопытства…

Странный отряд сворачивает к Танаеву озеру. Эгберт затаился в кустах. Господи! Кажется, идут обратно! Нет, не все — только вооруженные парни. Дюжие такие, один — с кнутом. Идут, усмехаясь, о чем-то негромко переговариваются, смеются, как люди, только что выполнившие какое-то важное дело.

Эгберт пропустил их — ну, ясно, что возвращаются к баркасу, да сейчас уплывут. А вот девки… Куда они-то делись? Далеко уйти не могли…

Но, нет! Напрасно бегал парень по всему лесу — никого и ничего не нашел, словно и не было тут никаких парей и девок, похоже что — пленниц. И крови не было, и мертвых тел — ну, не успели бы закопать, слишком уж быстро вернулись. Тропки там две через болотины — быстро не пойдешь, а по дороге — той самой, недавно отремонтированной — либо к бургу, либо во Псков. Что же, девки туда одни отправились? Или — кто-то за ними явился?

— Так ведь он и не узнал толком ничего, — пожаловался Макс. — Потому и доложить не решился.

— Гад твой дружок! Я же говорил — докладывать о любой мелочи.

— Ну, мне-то он рассказал! Дядя Миша, я ведь тоже думаю — куда те девчонки делись? Можно я… можно мы… ну, с Эгбертом… к Танаеву сбегаем, посмотрим там повнимательней?

Ратников лишь рукой махнул:

— Бегите. Авось, и впрямь чего сыщете…

— Спасибо, дядя Миша! — мальчишка едва ли не кубарем бросился с крыльца.

— Только вряд ли, — сплюнув, желчно заключил Михаил. — Не такие уж они дураки… наверное.

А у самого сердце екнуло — а вдруг и, правда, это те, которых он ищет?

Так и нервничал целый день почти до самого вечера, пока ждал парней… Те вернулись ни с чем.

— Ничего там нету! — виновато доложил Максик. — Трава только примята… Но точно! Куда ж девчонки делись? К нам! Стопудово — к нам! — глаза парня вспыхнули.

— Охолонись, — Ратников подошел к узкому оконцу и посмотрел вдаль. — В Псков скорее всего их угнали. На рынок — живой товар.

— А… а ведь у них сейчас феодализм, а не рабовладение, дядя Миша!

Михаил прищурился:

— Умный ты, как я посмотрю… Слова ученые знаешь — «феодализм», надо же. А рабов-то вокруг полно, ты не заметил? И пленниками на рынках торгуют. Даже слово такое есть — не то, что холопка — раба!

Сказал и осекся. Вспомнил Марьюшку. Она ведь и была когда-то рабою…

И все ж таки пришлось Эгберту вымыться. Нет, не в бане, а снова — в озере — кто б его в баню-то пустил, такого…

А дело все в том, что бывший подмастерье заснул на посту — и самым дурацким образом попался вездесущему отцу Арнольду.