Как работает пропаганда - Тамара Эйдельман

Эта утопия Чернышевского, столько лет вызывавшая то ярость, то истерический хохот школьников, должна была реализоваться в России — недаром автор подчеркивает: это наши нивы, это наши рощи. Но здесь скоро все будет не так, как теперь, все будет богато, роскошно, светло — огромные окна, зеркала, современно — все из алюминия (вот ужас), и живут там прекрасные, свободные, в основном молодые люди, стариков мало, потому что «здесь очень поздно становятся ими. Здесь здоровая и спокойная жизнь, она сохраняет свежесть».

Этот прекрасный дворец, населенный радостными людьми, Чернышевский придумал не сам. Он прочитал о нем в сочинениях французского философа Шарля Фурье. Называется такой дворец, в котором должна была поселиться целая коммуна, — фаланстер. И это Фурье придумал, что фаланстер будет жильем для примерно четырехсот семей, и даже подсчитал, что людей, значит, там будет примерно 1600-1800, это соответствовало его представлению о различных характерах и темпераментах, которые все должны были быть представлены в коммуне-фаланге. И окружен фаланстер будет цветами и фруктовыми садами, и будут там огромные окна и теплые комнаты. Но вот только Фурье, как житель страны с уже достаточно развитой промышленностью, предполагал, что объединяться в фаланги и строить фаланстеры будут в основном рабочие — те, кому во Франции в XIX веке жилось тяжелее всех. Философ даже дал объявление в газете, что будет каждый день в определенный час сидеть дома и ждать, чтобы к нему пришел какой-нибудь богатый человек и дал денег на устройство фаланстера. Впрочем, когда Чернышевский, сидя в Петропавловской крепости, писал свой роман, на Западе идеи Фурье уже объявили утопическими. Там появились другие социалисты, которые собирались строить социализм, не призывая богачей, а в результате революции. Маркс и Энгельс уже написали свой «Манифест коммунистической партии» и бросили лозунг: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Пролетарии. Рабочие.

А в России Чернышевский и другие революционеры его времени не хотели и не могли подхватывать этот лозунг. По очень простой причине — рабочего класса-то в России в середине XIX века почти не было. Кого призывать? Других угнетенных — крестьян. А почему они должны послушать революционеров? Как раз потому, о чем писали совсем не революционно настроенные славянофилы, — потому что в России «нет собственности как основы гражданских отношений». Таким образом то, что было признаками отсталости — неразвитость промышленности, слабые представления о собственности, преимущественно аграрное население, — вдруг превращается в огромную удачу. Чего хотят социалисты? Уничтожить частную собственность. А в России у большинства населения частной собственности и так нет. Если отнять у помещиков землю и передать ее крестьянам, то они, конечно же, не захотят превращать ее в частную собственность, будут обрабатывать ее общинно, соборно, совместно. Чем не социализм? Свергнуть царя и помещиков — и социализм на дворе. Не то что на этом вроде бы развитом, богатом промышленном Западе. Там же есть богатая буржуазия, частная собственность, и революционерам придется бороться с ней. А в России, оказывается, бóльшая часть населения, которая и слова-то «социализм» никогда не слышала, — на самом деле в глубине души социалисты.

Получается, что в России XIX века и власть, и бóльшая часть образованного общества понимали, что Россия отстает от Запада, но упорно, пусть и по разным причинам, считали это отставание преимуществом. Вот ведь как всех уязвил Петр Алексеевич со своими разгрызанием мускулов и стрижкой бород. Он так усиленно и энергично вбивал в русскую культуру представление о том, что Россия — отсталая, глупая, темная, что ему очень многие поверили, но только поменяли плюс на минус. Так часто бывает: когда человеку долго говорят, что он глупый, или хулиган, или ленивый, он в конце концов начинает соглашаться. А потом даже начинает гордиться — да, я глупый, и поэтому я лучше вас, мудрецов, да, я хулиган, у меня душа воли просит, да, я ленивый, просто я не гонюсь за наживой.

Вот и жители России стали находить разные приятные и утешительные объяснения российской отсталости — зато революций нет, зато все в Бога верят, зато у нас душа русская, зато мы быстрее всех перейдем к социализму.

И сегодня находят, и делают это намного агрессивнее не только чем социалисты и славянофилы, но даже, пожалуй, и чем граф Бенкендорф.

* * *

Владимир Мединский в своей книге «Мифы о России» назвал одну главу «Как нас спаивали и спаивают». Оказывается, пьянство российское совсем не такое страшное, как все думают. Вина-то мы пьем намного меньше, чем во Франции и других странах. И разнообразные напитки на спирту придумали задолго до Дмитрия Ивановича Менделеева, так что нечего нам гордиться изобретением водки. Господин Мединский известен своим не слишком добросовестным отношением к источникам. А уж если надо доказать, что в России никогда не пьянствовали, то тут можно пойти на что угодно.

Кроме того,

Ключевский, например, в своем курсе лекций пишет:

И сладкие заморские вина на Руси всегда любили. Вот что пишет тот же Ключевский: «Торговля была преимущественно меновая: этим можно объяснить сравнительно малое количество византийской монеты, находимой в старинных русских кладах и курганах. Меха, мед, воск и челядь Русь меняла на паволоки (шелковые ткани), золото, вина, овощи».

Костомаров сообщает, что древние славяне «…умели строить себе деревянные жилища, укреплять их деревянными стенами, рвами и земляными насыпями, делать ладьи и рыболовные снасти, возделывать землю, водить домашних животных, прясть, ткать, шить, приготовлять кушанья и напитки — пиво, мед, брагу», а князь Владимир,