Башмаки на флагах. Том 3. Графиня фон Мален - Борис Вячеславович Конофальский

— Вилли уже распорядился, и насчёт палатки, и насчёт брата Ипполита… Фолькоф, ты не волнуйся, вылечусь, — обещал Скарафаджо, всё ещё не выпуская его руку. — Твой монах — он волшебник. Да и я ещё не стар.

Волков молча кивнул, он верил ему, он надеялся, что Роха прав, кавалер давно его знал и видел, что этот человек всегда был упруг телом и крепок, как молодой кабан.

Глава 9

Агнес сидела на постели, на ней лишь рубаха нижняя, и та сползла, плечи открыты, а перина взбита, как будто на ней дрались.

У девушки волосы растрёпаны, она свесила ноги на ковёр и рассматривала его узоры. Подле неё в волнах взбитой перины уютно лежал синий стеклянный шар. Она держала на нём руку.

Кавалер сразу, с одного взгляда, почувствовал неладное:

— Что?

Девушка взглянула на него и ответила:

— Да вот… Поглядела на обидчика вашего.

— И что? Видела его? Он лыс, с железной рукой, но руку я не видел.

— Лыс? Может, и лыс, может, и с рукой… Я думала, один он, — она явно не спешила рассказывать ему то, что узнала.

— Да говори ты уже. Что узнала про него? — произносит он с заметным раздражением.

— Ни лысины его, ни руки я не видала, — отвечает она, всё так же не спеша, — а видала я его жену.

— И что там за жена? — он не понимал, зачем он ему про какую-то жену, что говорить надумала.

А она тут поглядела на него так, что он сразу почувствовал беспокойство.

— Баба она не простая, — продолжала Агнес серьёзно, — заглянула в неё, как в колодец старый: темно, глубоко, холодно. Это не он, это она на вас морок наводила. Она знала всякий раз, когда и где вы появитесь. Она вашим людям глаза пеленой застила. У неё и стекло есть, а ему в него не заглянуть, думаю, что силой для того он не вышел. А вот она…

Теперь его беспокойство окрепло, он устало сел рядом с ней:

— Что, сильна баба?

— Тварь увидала меня…Не даёт смотреть за ними, я так и не высмотрела, где она прячется, — тихо и зло сказала Агнес. — Пыталась выглядеть её… Глаза у меня стало разъедать…

— И что же делать? — спросил Волков.

— Ночи дождусь, может, спать она ляжет. Тогда и найду её. Или ещё когда… Как получится.

— Ждать нельзя, послезавтра на тот берег пойдём, вернусь ли? — спросил он, ожидая от неё положительного ответа, ведь она уже обещала ему, что с этой войны он придёт с победой и богатством.

А девушка ему на его вопрос не ответила, покосилась на господина и заговорила:

— Мыться мне надобно, в уборную надобно, а у вас тут и ночной вазы нет. А ещё есть хочу.

— Слышишь, топоры за шатром стучат? Это тебе уборную делают, там же у тебя и купальня будет. А горшка ночного у меня нет, он без надобности мне.

Волков встал и поглядел на девушку внимательно, а потом, сам себя удивляя, погладил её по голове, как отец гладит послушную дочь, когда желает её успокоить. Он был доволен, несмотря на то что её слова поначалу внушили ему тревогу, но теперь он стал успокаиваться. Её присутствие здесь как-то само собой становилось гарантией того, что больше ему засад не устроят. Что больше никто ему глаз застить не сможет. А уж дальше он сам управится… Сам…

Да, её присутствие становилось для него важным, не зря он её ждал, не зря гонял за ней Максимилиана.

А она подняла на него глаза, и они были полны удивления. Ведь никто в её жизни не гладил её по голове. Никто. Разве что старая, полуслепая её бабка в детстве; бабка любила девочку, она могла так её ласкать, но за давностью лет Агнес такого не помнила. Оттого и растерялась.

— Я велю тебе еды принести и спрошу у инженера, когда будет готова твоя уборная, — сказал он и пошёл к выходу.

А девушка так и не нашла слов для ответа.

Дел у него хватало, сначала он пошёл поглядел, как идут работы за его шатром у стены. Готова ли уборная для Агнес. Его удовлетворило то, что сам инженер Шуберт был на месте. Сам руководил делом, и всё у него получалось красиво. Рядом с частоколом уже поставлена была стена из досок, отгораживающая уборную от всяческих взглядов. Тут же уже лежала медная походная ванна Волкова. Видно, Шуберт уже присматривал для неё место.

— Когда закончите, господин инженер? — спросил кавалер.

— Часа не пройдёт, — обещал Шуберт.

После полковник пошёл к Хайнквисту, поглядел, каких тот отобрал себе солдат из новых рот. Он мог не сомневаться, ротмистр дело знал, он забрал у Фильсбибурга пять десятков тех, кого можно было считать солдатами. Хайнквист сделал всё правильно, теперь у Волкова было две вполне себе крепкие роты, на которые он мог надеяться. И одна рота, которая, скорее всего, разбежится или сомнётся при первом соприкосновении с неуступчивым врагом.

Хайнквист, кажется, забрал всех пикенёров из рот Фильсбибурга. Волков чуть подумал и махнул рукой: Бог с ним.

Он даже стал размышлять о том, чтобы дать ротмистру звание капитана, раз уж он занимает капитанскую должность, но спешить не стал, решил посмотреть, как он будет вести себя в деле, в бою у переправы и потом в деле на том берегу. Казалось бы, какая разница, порадуй человека перед сражением, но Волков всегда и всё считал, он отлично помнил, что капитан при дележе военной добычи, причитающейся полку, получает на две офицерские порции больше, чем ротмистр. И кавалер никак не хотел отдавать лишние деньги человеку, который того не заслуживает. Поэтому пусть Хайнквист пока побудет ротмистром. А там видно будет.

После он пошёл далеко за пределы лагеря, там на открытом месте, на дороге, пришедшие из роты Рене сержанты под барабаны и трубы учили быстро менять строй солдат роты Фильсбибурга. Сам командир роты был тут же, офицеры роты и сержанты принимали в обучении посильное участие. Двести двадцать человек кое-как вспоминали, как ходить в колонне так, чтобы не наваливаться на впередистоящих, как строиться в линии, чтобы они не были похожи на волны. Понятно было, что за полтора дня из этих людей полноценную роту не создать, но хоть чему-то их сержанты научить успеют. Посмотрев немного на всё это, кавалер вернулся в лагерь. Ужинать.

На следующий день он с офицерами пошёл