Люблю свою работу - Марина Серова

Вера согласно кивнула, удалилась в раздевалку. Компания немедленно оживилась: Марго с воодушевлением подхватила оброненного было цыпленка, Жаннетта с негодованием вырвалась из Пашиных объятий и, вздернув носик, вернулась на свое место, я же пересела к Паше и немедленно предложила выпить шампанского за здоровье душки Георгича.

Понимающе ухмыльнувшись, Паша поддержал тост. Я одним махом выпила шампанское до дна, с удивлением перевернула пустой бокал.

— Сейчас исправим, — утешил меня Паша, ловким движение открывая очередную бутылку. — За что пить будем?

В эту секунду из раздевалки появилась Вера, царственно махнула рукой встрепенувшимся было девчонкам — сидите, мол, отдыхайте, я уж как-нибудь — и направилась прямиком к нам. Мило улыбаясь, я не спускала глаз с непонятного пятна на ее шее, которое я заметила еще когда Георгич стаскивал с округлых плеч Верунчика пальто. По мере того, как Вера приближалась, пятно приобретало все более четкие очертания, а под конец разделилось на два искусно вытатуированных японских иероглифа.

Я не сильна в японском языке, во всяком случае, значение одного из иероглифов было мне неизвестно. Я постаралась мысленно «срисовать» его как можно точнее, чтобы при случае посмотреть в словаре, и почти с нежностью посмотрела на другой. Одним из понятий, которым японцы обозначают этой идеограммой, было «любовь».

Верунчик наклонилась — экзотическая татуировка при этом оказалась с моей стороны, так что я имела возможность внимательно рассмотреть каждую деталь, — почти дружелюбно буркнула мне «поздравляю», повернулась к Паше и вкрадчиво поинтересовалась:

— Павлуша, вы случайно не видели моего ненаглядного мужа?

Паша сделал неуверенную попытку подняться, но тут же раздумал и ограничился лишь тем, что галантно склонил голову.

— Имел счастье лицезреть весь день, — произнес он важно. — А буквально несколько минут назад сопроводил его в уютную спальню и даже самолично подоткнул одеяло.

Лицо Верунчика вспыхнуло, я на всякий случай сказала:

— Спальные комнаты по левой стороне коридора, если сейчас выйти, то надо пройти немного прямо, а потом повернуть направо.

Вера растерянно заморгала, я подумала, что из таких объяснений тоже мало бы что поняла, и хотела было уже предложить проводить ее до мужней спальни, но тут подошел Георгич, нежно подхватил Верунчика под локоток и увел со словами:

— Верочка, не откажите старику в любезности составить вам компанию.

Пока я изумлялась многоликому Георгичу, — не ожидала, что при желании этот человек, не перестававший удивлять меня своими талантами вот уже несколько часов кряду, может заткнуть за пояс в ведении светской беседы даже искушенного в таких вопросах Пашу, — Верочка, лучезарно улыбаясь, удалилась, а Паша вспомнил про шампанское.

— Так за что пить будем? — повторил он, наполняя бокалы и облегченно вздыхая.

— За надежных друзей, — сказала я с чувством, прикидывая, как бы с наименьшими для себя потерями побыстрее подвести разговор к интересующей меня теме. Шутки шутками, а я, ведя застольные беседы то с одним, то с другим, начала уже чувствовать слабое позванивание в голове и готовность к немедленной победе над любыми внешними и внутренними врагами родной страны.

— За верных друзей, — с жаром подхватил Паша.

После такого тоста дружеский откровенный разговор просто не мог не начаться, следовало только выбрать верный тон.

Я глотнула шампанского, тепло улыбнулась Паше, в то время как самой изо всех сил приходилось сдерживать нетерпение. Вопросы так и норовили слететь с языка все разом, и я с трудом заставляла себя начать беседу издалека, так, чтобы Паша, выкладывая как на духу семейные тайны «Радуги», даже на мгновение не допустил мысли, что делает он это не по собственной инициативе, а исключительно повинуясь моему желанию.

Несколько минут мы поболтали о том о сем, вполголоса обсудили проблему сексуальных меньшинств, шепотом посудачили о семейных отношениях Верунчика и Сержа.

Паша заявил, что спокойно смотреть не может, как неплохой, в общем-то, мужчина изводит себя из-за стервозной и взбалмошной бабы. Я согласилась, что наша сестра иногда до того стервозной бывает, что какого угодно ангела неврастеником сделать может. Паша по достоинству оценил такую самокритичную откровенность и в ответ признался, что было время, когда он имел на Сержа свои виды. Но тот, к великому сожалению, оказался стопроцентным «натуралом», хоть и несчастным в личной жизни. Зато с тех пор у них завязались теплые, дружеские взаимоотношения.

Я вспомнила пьяные признания Сержа и поинтересовалась, давно ли Паша знает это семейство, что-то с трудом верится, что они всегда жили как кошка с собакой. Собакой была, конечно же, Вера. Паша возразил, что Серж, в таком случае, скорее уж не кошка, а кот, тайком лакающий вместо сметаны пиво. А Верка раньше действительно была другой, хотя и ненамного отличалась от себя нынешней.

Но однажды выяснилось, что ее братец, которого считали без вести пропавшим, обосновался в Соединенных Штатах Америки, довольно удачно там устроился и приглашает сестрицу в гости.

Сестрица вернулась из Америки спустя два месяца после своего отъезда, с толстенной пачкой «зелени», двумя чемоданами отпадных шмоток, приятными воспоминаниями и забавной татуировкой на шее. По поводу татуировки она долго отмалчивалась, но однажды призналась, что сделал ее безнадежно влюбленный в русскую красавицу американец японского происхождения, пока эта красавица — Верка то есть — спала сладким сном. В вольном переводе иероглифы означают что-то типа «неудачной» или, если уж совсем по-русски, «несчастной любви». Очевидно, японец хотел оставить своей возлюбленной что-нибудь на вечную память и не придумал ничего более оригинального, как написать о своих возвышенных чувствах прямо на ее шее.

Шея — это еще куда ни шло, — глубокомысленно высказалась я, — но вот интересно, насколько крепко должен спать человек, чтобы не почувствовать, что с ним такое вытворяют. На что Паша, рассмеявшись, ответил, что существует множество различных и вполне доступных средств, способных вызвать крепкий сон, анестезию и еще массу других любопытных состояний. С некоторыми он может поспособствовать, если мне захочется на себе испытать их действие.

Я сказала, что, к сожалению, вынуждена отказаться от столь любопытного предложения, и спросила, уж не с помощью ли «американского брата» Верунчик организовала свою фирму.

Паша пожал плечами.

— Да кто их знает, с чего именно все началось. Но вот, как видишь, братец вернулся на историческую родину, а фирма продолжает здравствовать, и довольно успешно.

Я шутливо поинтересовалась, что именно я должна видеть — процветание фирмы или братца, который вернулся.

Паша хмыкнул:

— И то, и другое. Фирма где, ты знаешь, а вон там, — он кивнул в сторону бассейна, — Веркин братец. Правда, он не родной, а двоюродный.