Озорница - Тереза Медейрос

На пороге Джастин задержался.

— Скажи, пожалуйста, а почему ты просто не выбежала наружу, когда я пригласил в дом Пышку? Признаться, меня вконец замучило любопытство.

— Бежать? — переспросила девушка, которую постоянно выводили из равновесия резкие перемены настроений Джастина. — Честно говоря, мне это и в голову не пришло.

— Да-а… — признал он, согласно кивнув, — это действительно не в твоем характере, тебе несвойственно бежать от опасности.

Эмили порозовела от похвалы, но тут до нее дошел смысл сказанного.

— Ты сказал: когда я пригласил в дом Пышку? Значит, ты мне ее просто подсунул?.. Ты специально, преднамеренно… Ах ты, негодяй!

Судорожно пошарив под ногами, Эмили схватила первый попавшийся под руку предмет и швырнула в обидчика, Джастин вовремя захлопнул дверь, и единственная оставшаяся целой фарфоровая чашка разлетелась от удара на мелкие осколки.

— Девочка как раз по мне, — улыбнулся Джастин, нахлобучил шляпу и весело зашагал к кукурузному полю, с улыбкой слушая летевшие вдогонку проклятия.

Пенфелд окончательно захандрил, казалось, зачахли и сморщились даже его всегда тщательно наутюженные брюки. Эмили неустанно хлопотала и возилась с ним, как с малым ребенком, подавая одну за другой морские раковины, игравшие роль чайных чашек, и сдабривая каждую порцию драгоценной патокой. За один день они поменялись местами. Слуга возлежал на постели, сложив пухлые руки поверх выпуклого живота, и жалобно глядел в потолок. Он и словом не обмолвился по поводу чудесного выздоровления девушки, при всех обстоятельствах сохраняя такт и учтивость.

— Нет-нет, так дело не пойдет, — осуждающе качала головой Эмили, когда Пенфелд отказался осушить очередную раковину с чаем. — Будь я о вас худшего мнения, я могла бы подумать, что вы просто пребываете в дурном настроении.

— Хороший слуга, мисс, неизменно пребывает в отличном расположении духа, а уж если загрустил, значит, у него есть на то самые серьезные основания.

— Я вас прекрасно понимаю и разделяю горечь утраты. Поверьте, мне очень жаль, что так случилось, но потерянного не вернешь. Да и согласитесь, что чайный сервиз погиб не по моей вине. — Эмили многозначительно посмотрела на Джастина.

Он стоял возле печки, переворачивая на сковородке картофельные оладьи, приготовленные Эмили. Сообразив, что речь идет о нем, Джастин оглянулся, и Эмили невольно им залюбовалась. Когда такой мужчина повязывает фартук, глаз не оторвешь. Неожиданно стало горячо пальцам ног, девушка сообразила, что нечаянно пролила чай, и быстро вытерла ноги полой сюртука.

— Эмили права, не только она во всем виновата, — подхватил Джастин. — Пышка, — и он ткнул вилкой в сторону первоящера, истуканом сидевшего на груде книг, — видимо, снова разыскала каплю рома и позволила себе лишнее. А ты, Пенфелд, сам знаешь, в какое буйство впадает эта негодница, когда хлебнет спиртного.

Эмили, Пенфелд и незаслуженно обиженная гаттерия изумленно уставились на говорившего. Джастин воздел руки и взмолился:

— Не судите меня строго. Виноват, каюсь. Да, именно я лишил жизни невинные чашки и погубил сахарницу. Я убийца и душегуб, но прошу принять во внимание чистосердечное раскаяние. К тому же обещаю возместить ущерб. При первой же возможности куплю новый сервиз, клянусь. Вы снова будете пить чай из чашек, даже если мне придется добираться вплавь до магазина.

Пенфелд вздохнул так горестно, что Эмили чуть не расплакалась от жалости.

— Вы не можете себе этого позволить, сэр, — напомнил слуга. — У вас на счету каждый пенс, вы обязаны экономить, чтобы оплатить содержание мисс…

Джастин прервал его жестом руки. Если бы у Пышки были уши, ящерица наверняка бы их навострила, а Пенфелд поспешно захлопнул рот и занялся своими подтяжками. «Любопытно, о какой мисс идет речь? — задумалась Эмили. — Небось шлюха из Окленда? Или жадная любовница с голубыми глазами и безупречно белым телом?» Трудно предположить, что огромное состояние Джастина целиком уходит на содержание дочери погибшего компаньона, судя по мизерным суммам, которые получала мисс Винтерс. Скорее всего где-то в Новой Зеландии живет красотка, способная выкачать из него всю наличность. Вполне можно допустить, что у него на стороне спрятаны ненасытная требовательная содержанка и минимум пятеро сопливых, вечно орущих детей. Так ему и надо! Он заслужил такую долю после случившегося с его товарищами. Одно непонятно: куда подевался аппетит? Ведь только что у нее сводило живот от голода.

Тарелки разделили судьбу чайного сервиза, и еду пришлось подавать на пальмовых листьях. Джастин присел у своей постели и принялся фантазировать:

— Не горюй, Пенфелд. Представь себе, что перед нами изящная веджвудская посуда и сверкающие бокалы из знаменитого уотерфордского хрусталя, а рядом с приборами высятся крахмальные белоснежные салфетки, подобно белым шапкам на вершинах Альп.

— Только такой самонадеянный болван, как я, мог надеяться, что удастся сохранить уголок цивилизации в этой бездушной пустыне, только я, глупый, верил, что среди этой дикости можно жить в условиях, достойных представителей великой Британской империи, — горестно бил себя в грудь безутешный слуга.

Джастин хотел было возразить, но Эмили подала знак, чтобы он не мешал Пенфелду излить душу. Его причитания прервал пронзительный вопль за стенами хижины. В окно просунулась длинная загорелая нога, а за ней последовала татуированная рука с бутылкой рома.

— Приветствую вас, о благородные рыцари и прекрасная леди. Прошу принять мое скромное подношение. Надеюсь, оно не будет лишним на праздничном столе.

— Почему ты не научил Трини изъясняться простыми словами? — зло прошипела Эмили, глядя на Джастина. Она до сих пор не могла простить ему того, что сама придумала, — голубоглазой наложницы в окружении белокожих детишек с золотистыми глазами.

— Как это не научил? — притворно удивился Джастин. — Он знает все простые слова, но предпочитает выражать свои мысли так, чтобы мне польстить.

— Теперь понятно, почему он так важничает.

Джастин хмуро взглянул на девушку, за обе щеки уплетавшую оладьи, будто ничего важнее в жизни не было, принял у Трини бутылку и плеснул немного рома себе в чай. Эмили тоже потянулась было к рому, но Джастин отодвинул бутылку подальше. Смесь рома с нравом Эмили может оказаться взрывоопасной, и ему не хотелось оказаться вблизи, когда произойдет вспышка; жизнь дороже, не говоря уже о душевном спокойствии.

Трини присел рядом на корточки, и Эмили предложила ему отведать оладьи, предназначавшиеся Пенфелду. Возражения слуги она игнорировала — он ведь не людоед, а вот голод туземца следовало утолить как можно быстрее и любым способом. Трини проглотил оладьи, почти не прожевывая, облизнулся и выжидающе уставился на девушку. Она оглядела скудный стол в поисках съестного.

— Э-э, нет, мое останется при мне, — запротестовал Джастин, загораживая ладонью тарелку. — Можешь отдать свой ужин.