Пушкарь - Юрий Корчевский

Между тем у меня начала появляться клиентура – сначала редко ближнее княжеское окружение, затем чаще – их родственники, а потом уже почти постоянно купцы, ремесленники с домочадцами.

Заработок стал постоянным, и жизнь приобрела устойчивость и надежность.

Почти все заботы по управлению домом и челядью взяла на себя Анастасия – и ей это нравилось, дом содержался в порядке – погреб полон запасов, а челядь ее боялась больше, чем меня.

Работа поглощала все время, но одна дума все время меня не оставляла. Наркоз! Я не мог ничего сделать без анестезии. Заштопать раны или удалить жировик еще получалось, но на более серьезное я не решался. Без наркоза у пациента наступит болевой шок, от которого он может погибнуть. Я все время искал выход и пока не находил. Я ходил на торг, заказывал купцам, что торговыми судами ходили в Италию, Испанию, Францию, – хлороформ, эфир, но тщетно.

В один из осенних дней я отправился к арабу – прикупить чернил и бумаги. Торговец меня встретил как старого знакомого, спрашивал – как жена, дети, здоровье. После долгих приветствий наконец дошли до дела. Я прикупил бумаги и чернил и заметил в глубине лавки курящийся кальян. Что-то мелькнуло в мозгу:

– А скажи, уважаемый, нет ли у тебя с родных мест порошка, навевающего грезы, или опиума?

Араб прошел за занавеску и вынес небольшой кусочек терпко пахнувшего опиума.

Араб подробно объяснил: настоять на хлебном вине или сосать под языком, отщипнув кусочек, он показал – сколько. Сам я наркотиками никогда не пользовался, а пациентам в отделении больницы мы кололи промедол, морфин – то есть заводские препараты, и как они изготавливаются, я не знал. Придется выкручиваться, как получится. Случай подвернулся скоро. Один из бояр, сойдя кое-как с повозки с помощью холопов, зашел ко мне в приемную комнату. Едва поздоровавшись – он стал охать:

– Ни сидеть не могу, ни ходить, лихоманка меня трясет, – помявшись, добавил, – и оправляться по большой нужде больно.

После осмотра, когда стал ясен диагноз – острый парапроктит, – я предложил ему вскрыть гнойник.

– А выдюжу? Может, сам прорвется, ежели подорожник приложить.

– А помрешь ежели?

Помирать ему явно не хотелось.

– Ладно, ты лекарь ученый, делай, как знаешь.

Я дал ему выпить из плошки настойку с опием, через какое-то время глаза его затуманились, речь стала тягучей. С помощью его же холопа раздев его, уложил на стол. Вымыл руки спиртом, вскрыл гнойник, оказалось довольно много гноя. Сделав перевязку, отпустил домой, наказав завтра же посетить меня снова. Вырисовывалась еще проблема – что делать с больными, нуждающимися в наблюдении после операций, даже не тяжелых. Сделать пристройку во дворе, как у Игната Лукича в Касимове?

«Серый кардинал» Афанасий подсказал другой выход – недалече от торга амбар стоит, его для себя купец один строил, да прогорел, вишь, продает. Посмотри, перегородки внутри поставь, ежели надо, все быстрее будет, коли желание есть.

Амбар и впрямь оказался хорош – толстые бревенчатые стены, обширный подвал из камня, недалеко от торговой площади. Сговорились мы с бывшим купцом, а ныне скромным лавочником быстро. Я накидал на бумаге план перепланировки. Наутро привел Захара с Прохором в амбар и на месте показал, что делать. Мужики походили, посмотрели:

– Артель плотников нанимать надоть, доски, гвозди.

Прикинув, во что все обойдется, я отсчитал им деньги, пообещав заглянуть на стройку завтра. Без транспорта было как без рук, приходилось передвигаться пешком, сейчас я бы согласился на любую повозку.

Домой привезли вчерашнего боярина – выглядел он повеселевшим, жар спал, боль была терпимее:

– Спасибо тебе, лекарь Юрий. Ожил я, думал – конец подходит, ан семья большая – как им без меня?

– Все теперь уж, боярин, еще пару раз на перевязку приедешь – и здоров будешь.

Когда боярин, еще кривясь от боли, но уже без помощи холопов, выходил, оставил на столе кучу серебра – по весу куны полторы будет. Хорошо себя боярин ценит.

Следующие две недели я разрывался между стройкой и приемом больных. Вот уж не думал, что кроме лекаря я буду и строителем, и вновь изобретать уже сделанное кем-то. Но жизнь здесь была явно интереснее. Да, не было телефона и телевизора, не было машин и электричества, водопровода и много чего еще. Но здесь был вольный дух, свежий воздух, искренние до наивности люди, дорожившие своей честью. Сейчас я уже сомневался – предложи мне выбор – останусь я тут или предпочту вернуться.

К моменту окончания переделки амбара в госпиталь, как его называли, была готова у каретника моя повозка, чему я был рад. Пешком бегать по Рязани было утомительно, я решил перенести прием больных и небольшой стационар при нем в переделанный амбар, оставив в доме на экстренный случай приемную комнату. Насколько я знал, были в Рязани травники, костоправы и другие целители, но никого оперирующего, естественно, не было. Поработав несколько дней в госпитале, понял, что без персонала мне не справиться. Взять готовых было негде, разве что санитарок – перестелить, убрать.

Их-то я нашел быстро, а вот подготовить что-то вроде сестер милосердия или сестричек мне придется самому. Я попросил Прохора сходить на торг, поговорить с людьми, пригласить к себе на отбор парубков и девушек. Дня через два-три ко мне стали подходить молодые люди, в основном меня интересовало, грамотный ли, не боится ли работать с кровью. Объяснял, что надо делать по-сле обучения. В итоге из более чем трех десятков человек отобрал троих – двух парней и девицу. Немаловажным было и то, что у них было желание врачевать.

Забот прибавилось – кроме лечения больных пришлось заниматься и с будущими медиками. На приеме больных я показывал им практические навыки, когда больных не было – рассказывал в объеме, который они могли усвоить, теорию – начиная с анатомии человека и кончая стерилизацией инструментов и приготовлением лекарственных трав. Кое-какие проблемы удалось решить – например, для шитья ран я использовал конский волос из хвоста. Но для всех случаев жизни, кетгут взять было негде, шелковых нитей тоже, хотя на торгу шелковые рубашки были, их привозили из Синда.

Так, в хлопотах, обустройстве личной жизни, обучении помощников пролетело полгода. Прошла зима с ее морозами, снегом, проводами масленицы с кулачными боями. Я пообвыкся в городе, оброс знакомствами, многие дела решались проще и быстрее. На улицах прошлые и настоящие пациенты раскланивались, постепенно пришло уважение.

Анастасия и Мишенька вошли во вкус учебы, уже довольно быстро читали и писали, научились сносно считать. У одного их лоточников я покупал книги, сначала попроще, и приучил Анастасию к чтению.

Периодически я захаживал в Кремль справиться о здоровье княгини, вызнать у Афанасия новости, пообщаться с боярами. Конечно, я не имел благородного звания, но пользовался уже авторитетом и весом в обществе, и разговаривали бояре и ближние княжеские люди вполне доброжелательно, как с ровней, без спеси и высокомерия. Не одного из них я поставил на ноги, дав возможность жить полноценной жизнью.