Блистательные Бурбоны. Любовь, страсть, величие - Юрий Николаевич Лубченков

ли смогут наследовать ему. Желание жениться на Габриель стало чуть меньше. Но он очень хотел иметь законных наследников. О женитьбе он говорил часто и желал иметь супругу красивую, уравновешенную и способную рожать здоровых сыновей. Габриель идеально подходила под это описание, но король в тайне от нее рассматривал и другие кандидатуры – испанскую инфанту, английскую принцессу, и даже особ не королевских кровей, среди которых были герцогиня де Гиз и Мария Медичи. Да и верный королю герцог Сюлли в присутствии Габриель называл предполагаемый брак короля с ней «глупостью из глупостей» и призывал Генриха хорошо все обдумать. Когда же Габриель потребовала от короля выгнать нахального министра, тот, исполнявший до этого все прихоти фаворитки, сказал: «Мадам, я скорее выгоню двадцать таких любовниц, как вы, чем одного слугу, как он». Но отношения между королем и Д’Эстре оставались хорошими, и Габриель торопила Генриха с венчанием. Наконец 2 марта 1599 года Генрих IV официально объявил о своем решении жениться на герцогине де Бофор и надел ей на палец кольцо с королевским вензелем. Габриель была счастлива… и снова беременна. Она чувствовала себя не очень хорошо и отказалась ехать в Фонтенбло для празднования Пасхи (11 апреля). Сам светлый праздник она решила провести в доме флорентийского банкира Замета, с которым король был в давних приятельских отношениях и рекомендовал ей пожить у Замета и отметить праздник там.

За два дня до праздника, после ужина в доме банкира, она почувствовала себя очень плохо, и на следующее утро потребовала, чтобы ее отвезли в дом госпожи де Сурди, что и было исполнено. Состояние Габриель становилось все хуже и хуже. Она стала подозревать, что была отравлена, ведь флорентийцы славились умением использовать яд. Узнав, что Габриель умирает, Генрих хотел немедленно ехать к ней, но Сюлли и другие приближенные отговорили короля, сказав, что помочь ей уже нельзя, что она изменилась внешне и лучше королю ее не видеть, чтобы в его памяти она всегда оставалась прекрасной. А Габриель до последней минуты ждала его.

Габриель д’Эстре скончалась накануне праздника Пасхи, 10 апреля 1599 года. Король даже не присутствовал на ее похоронах. Он переживал ее смерть и даже слег в нервной горячке, но очень скоро утешился. И уже в декабре 1599 года Генрих Наваррский официально посватался к Марии Медичи (1573–1642).

После смерти герцогини Бофор и развода Генриха IV с Маргаритой король на несколько месяцев очутился холостым. Если можно так выразиться, наступило междуцарствие, ибо женщины прекрасной Франции – благородных, естественно, кровей – почувствовали, что недоступный веками королевский трон как бы приблизился к ним. Достаточно быть решительной, кокетливой, обаятельной и не отступать при первых неудачах. Цель уж воистину оправдывала средства. Да и средства-то не характерные для той жесткой эпохи, а самые что ни на есть мирные, находящиеся всегда, так сказать, под рукой, если так можно выразиться, и, прямо скажем, довольно-таки приятные в употреблении.

Прощание Генриха IV и Габриель д’Эстре. Художник Ф.-А. Венсан

В этой гонке более всех преуспела одна мадемуазель – Генриетта де Бальзак д’Антраг, имевшая по праву своего рождения некоторую прикосновенность к трону, ибо ее мать, в девичестве Мария Туше, была любовницей короля Карла IX и имела от него сына – Карла Валуа, графа Овернского. Подобные отличия при дворах монархов не забываются. К тому же Генриетта была моложе герцогини де Бофор, умна, бойка, расчетливость ловко выдавала за откровенность, целомудренность и сентиментальную чувствительность, честолюбива и беспощадна в достижении своих целей.

Первое время внучка овернского булочника Туше не уступала домогательствам короля, уже давно обремененного делами и считавшего, что королевский титул обеспечивает ему утехи согласно афоризму Цезаря: «Пришел, увидел, победил». Но тут столкнулся с такой стойкой защитой бастионов своей добродетели, что даже почувствовал странное умиление, правда, пополам с раздражением. Наконец, не выдержав, он начал дотошно и с пристрастием выспрашивать, какую же награду она хочет за свою небольшую любезность. Девица со слезами на глазах прошептала, что их семейство бедно. Обрадованный Генрих, найдя путеводную нить, щедро пообещал за ночь любви 10 тысяч экю. И хотя на глазах прелестной девушки еще дрожали жемчужины слез, она пленительно-несмело и в то же время доверчиво улыбнулась монарху. Тот же, довольный, что сумел одной умело сказанной фразой растопить лед сердца красавицы, бодро подхватил ее на руки и понес в опочивальню.

Ранним утром он приказал Сюлли выплатить Генриетте обещанную сумму. И скоро герцог принес ему ее в кабинет и начал демонстративно пересчитывать груду золота:

– Кому эти деньги?

– Госпоже д’Антраг… – ответил финансист скупо, не поднимая головы.

Екатерина Генриетта де Бальзак д’Антраг. Неизвестный художник

– Черт возьми! Эта ночь мне дорого стоит!

Однако скоро последовали другие ночи, и цены еще более возросли. Генриетта стала маркизой де Верней и весьма состоятельной женщиной. Равно как и ее семейство, которому она лихорадочно добивалась различных благ. Наконец она вошла в силу настолько, что почувствовала возможность заговорить с королем об их грядущем браке, ну, если не браке, то хотя бы о письменном обязательстве на брак с нею. Нежно ластясь к королю, как играющий котенок, маркиза мурлыкала ему в ухо, обдавая его жарким воспламеняющим дыханием и изредка страстно покусывая (согласимся, что для почти пятидесятилетнего мужчины подобные аргументы молодой красавицы неотразимы):

– О мой король, верьте мне, что я желаю сего единственно для удовлетворения гордости моих родителей, которые в противном случае навсегда разлучат меня с вами, если не получат сего залога истинной ко мне признательности. Вы ведь знаете, что у меня нет никакого честолюбия и я не чувствую желания воспользоваться когда-либо этим документом. Он мне необходим, дабы я могла показать его родителям, потом же я вручу мою судьбу в руки моего короля, который один будет иметь право располагать ею.

Генрих, размякнув, написал подобное обязательство и по привычке во всем советоваться с Сюлли показал ему его. Тот, прочтя, порвал его.

– Как? Что ты делаешь? – вскричал пораженный король. – Не дурак ли ты?

– Так, государь, – последовал спокойный и печальный ответ, – я дурак, и дай бог, чтобы лишь я один во Франции был дурак!

Генрих молча отвернулся и вошел в кабинет. Через