Парижане. История приключений в Париже - Грэм Робб

Самое большое изменение не было очевидно сразу. Район Сент-Опортюн, расположенный неподалеку от квартала Ле-Аль, был по-прежнему головоломкой из улиц и тупиков, как и в Средние века. Но люди, которые вдохнули в этот квартал жизнь, были другими. Тысячи жителей из одного этого района уехали из него или погибли в войнах. Даже если бы его лицо и манера себя держать не изменились так радикально, Люше был бы абсолютным чужаком.

В этом квартале был магазин, в котором молодой человек с ножом в руке резал кожу и прилаживал ее к колодке для обуви. Там было кафе с неизвестным для него названием, написанным над его дверью… Возможно, какая-то крошечная искорка надежды теплилась в нем в эти годы тьмы. Если это было так, в то утро она угасла. Люше выяснил, что прежний владелец кафе, господин Лупиан из Нима, купил новое дело на бульваре, а женщиной, которая разделяла с ним его удачу и постель в течение этих последних шести лет, была Маргерит де Вигору. Никто не мог назвать ему имена приятелей Лупиана, что было весьма досадно, потому что, по его словам, он был должен одному из тех людей немного денег. К счастью, какой-то человек случайно вспомнил имя Антуана Аллю. Но, насколько ему было известно, Аллю возвратился на юг Франции много лет назад, и с тех пор о нем ничего не было слышно. Люше вернулся в клинику и заплатил по счету.

Конечная станция Королевской почты располагалась не слишком далеко – на улице Нотр-Дам-де-Виктуар, где каждый день функционировало междугороднее сообщение с Лионом и югом, которое рекламировали как сточасовое путешествие, что звучало менее угрожающе, чем четыре дня. И хотя в почтовой карете могли уехать лишь восемь пассажиров, вокруг нее всегда собиралась толпа носильщиков, взволнованных провожающих, туристов, воров-карманников и полицейских. В суматохе никто не обратил внимания на пожилого священника, который сел в почтовую карету, чтобы отправиться в Лион. Нам случайно известна фамилия аббата – Бальдини, что означает «бесстрашный». Это имя распространено в Италии и на юге Франции.

Почтовая карета выехала из Парижа через заставу Гобелен и помчалась по мощеной дороге в Фонтенбло. В Вийжюиф на вершине холма пассажиры часто выходили из кареты у пирамиды, которая символизировала парижский меридиан, чтобы посмотреть назад на дорогу, на которой выстроились в ряд башни собора Парижской Богоматери. Вот как описывает вид туристический путеводитель: «С этой высоты взгляд охватывает Париж, который выглядит как огромный и сероватый курган из башен и домов неправильной формы, которые образуют этот город и тянутся налево и направо почти так далеко, как может охватывать глаз».

Участники таких долгих путешествий хорошо узнавали друг друга, но вряд ли какой-то пассажир в том конкретном экипаже узнал намного больше об аббате Бальдини, когда тот покинул его в Лионе. Он сел на речной пароход, который шел вниз по течению быстрой Роны в Понт-Сен-Эспри, а затем в экипаж, совершавший рейсы по пыльной почтовой дороге вдоль подножия Севенн (горы во Франции, юго-восточная окраина Центрального Французского массива. – Пер.) и жарким лесам департамента Гард. Он добрался до Нима – французского Рима – через неделю после отъезда из Парижа, зарегистрировался в лучшей гостинице (это означает, что у него должен был быть паспорт на имя Бальдини) и провел несколько дней, наводя справки. Наконец он оказался в плохо обставленной комнате в районе города, пользующемся дурной репутацией, где перед ним стоял один из тех людей, лица которых он видел последними в своей предыдущей жизни.

История, которую предстояло рассказать аббату Бальдини (история, которую мы знаем гораздо подробнее, чем части настоящей истории Жозефа Люше), показалась бы невероятной любому, только не Антуану Аллю. Аббат был узником Кастель-дель-Ово в Неаполе, где услышал предсмертную исповедь француза по имени Пико. Услышав это, у Аллю вырвался сдавленный крик, и аббат поднял глаза к небу. Какими-то загадочными путями (аббат назвал это «гласом Божьим») Пико узнал или выудил из памяти имя человека – Аллю, – который должен знать имена тех людей, которые его предали. Будучи истовым католиком с почти сверхчеловеческой нравственной силой, Пико простил людей, разрушивших его жизнь. Его единственным желанием – несколько странным, но понятным желанием умирающего человека – было запечатлеть имена своих убийц на свинцовой пластине, которая будет помещена на его могиле. Чтобы вознаградить Аллю или побудить его назвать имена, аббат должен был предложить ему вещь, которую Пико получил от такого же, как и он, узника по имени сэр Герберт Ньютон.

Если бы Аллю или его жена читали романы, печатающиеся по частям в газете, они тут могли почуять неладное, но аббат достал большой блестящий бриллиант, который – во всяком случае, для жены Аллю – стал полным и неопровержимым доказательством честности аббата. Забывшись на мгновение, она обняла худощавого аббата Бальдини. Она не понимала, почему ее муж колеблется, принять ли бриллиант. Разрываемый жадностью и страхом и подстрекаемый женой, Аллю преодолел свои сомнения, и аббат записал в небольшой блокнот имена Матье Лупиана, Жерве Шобара и Гийома Солари.

Через несколько часов аббат Бальдини садился в почтовую карету, отправляющуюся из Нима на север.

После своего ухода он оставил мятущуюся душу. Антуан Аллю страдал от того, что показалось ему ужасной несправедливостью. Он жил в страхе, который усилился с приходом аббата, за то, что позволил обречь на смерть невинного человека. Теперь он оказался вынужденным выдать своих бывших друзей. Что еще хуже, местный ювелир продал бриллиант за цену, вдвое превышающую ту, которую он заплатил за него Аллю. Аллю находился в таком душевном состоянии, что почувствовал противоестественное облегчение, когда в конце концов совершил реальное преступление и убил ювелира.

Это не было хорошо спланированным преступлением. Жандармы обрили его голову и дали ему зеленую шапочку с оловянной табличкой с выгравированным на ней его номером. Зеленая шапочка означала пожизненное заключение. Когда он стоял с цепью на ноге и чугунным шаром, прикованным к цепи, на фабрике в Тулоне и плел веревки и когда он лежал без сна на деревянной скамье без одеяла, ему, должно быть, казалось, что Франсуа Пико отомстил ему из могилы.

Матье Лупиан благоденствовал – не так, чтобы это выходило за пределы его самых смелых фантазий, но в достаточной мере, чтобы иметь возможность предложить своим соотечественникам время от времени выпивку в баре. (Они теперь едва могли позволить себе это из-за установленных им цен.) Применяя при ведении дел хитрость, известную как слепая удача, он приобрел новое кафе в самый нужный момент. Париж периода Реставрации был полон денег. За объединенными войсками, которые оккупировали город, сюда хлынули толпы жаждущих туристов. Обнадеживающе сдержанное и дорогое Английское кафе было не единственным заведением, процветавшим на потоке иностранной валюты, который тек по бульварам.

Лупиан был человеком того сорта, который, будучи богатым и успешным, не считал зазорным наклониться и подобрать монетку, упавшую в сточную канаву. Так что, когда ему было сделано неожиданное предложение, он быстро ухватился за предоставленную возможность. Безукоризненно одетая пожилая дама, которую он никогда не видел в квартале раньше, пожелала говорить с владельцем заведения. Она объяснила, что ее семья спаслась от ужасной катастрофы – то ли удалось избежать скандала, то ли непутевому сыну помогли не попасть в полицию. Их спасителем был человек, который с тех времен потерял все свои сбережения, но оказался настолько благороден, что отказался от помощи. Единственным желанием господина Проспера было найти работу официанта в приличном кафе.