Невеликий комбинатор - Сергей Гуреев

— И тут — фуфло!

На центральной площади поселка клубился товарообмен. Все торговали всем. Вокруг очагов деловой активности кишели россияне. В основном — усатые брюнеты с хищными орлиными носами. Чем ближе к торговым точкам, тем гуще. Россияне громко смеялись и гортанно кричали не по-русски. Карл Ильич присмотрелся повнимательнее и перевел дух. Первое впечатление, что он случайно забрел на Кавказ, оказалось ошибочным. Скорее уж Кавказ не случайно забрел на бескрайние колымские просторы. Как проходящий мимо торговый караван. Коренных жителей все же было больше. Пусть и не намного. На театре торговых действий они играли роль покупателей.

Очутившись среди толпы, Теплов снова ощутил себя иностранцем. В пестрой мешанине людей, слов и событий разобраться без подготовки было невозможно. Знание нового языка требовалось немедленно. Времени на его неспешное изучение колымский сходняк ему не отпустил… И тут на глаза попалась вывеска из прошлого. На невысоком облупленном здании было написано: «Дом культуры». Карла Ильича неумолимо потянуло к островку советской жизни, будто потерпевшего кораблекрушение моряка к последней крысе, спасшейся с родного корабля.

Около приветливо распахнутых дверей толкался народ. Видимо, культурные ценности действительно были вечны. Тут же имелось окошечко кассы и афиша, исполненная в лучших отечественных традициях. То есть красным по желтому. Вот только название фильма оказалось каким-то странным. Карл Ильич недоуменно пожал плечами и прочитал вполголоса:

— «Матрица».

По многолетней привычке Теплов властно ухватился за первое подвернувшееся плечо. Ему были нужны разъяснения, и он собирался их получить! Внезапно его взгляд уперся в уже знакомое прыщавое лицо. Юный туземец стоял на ступенях Дома культуры и отрешенно пялился в пространство. Несколько ошалев от внезапного рывка, он шмыгнул носом:

— Что надо?

Теплов решительно кивнул, одновременно качая головой в разные стороны. Продвинутый абориген Средних Косяков озадаченно проследил за пантомимой и понимающе хмыкнул:

— Прикольно.

Карл Ильич тоже хмыкнул. Нужно было найти общий язык с современником. Но подходящих слов в запасе не находилось. Пауза неприлично затягивалась. Туземец подозрительно двигал нижней челюстью, будто собирался кого-нибудь укусить. Следовало немедленно втянуть подростка в разговор. Теплов отпустил его плечо и тихо спросил, тоном прожженного американского шпиона:

— Матрица? Это про что?

Внезапно губы парня раздвинулись, и между ними возник розоватый шар. Он мгновенно раздулся до размеров третьего номера бюстгальтера и с треском взорвался. «Жвачка!» — понимающе прищурился Карл Ильич. Из образовавшейся рваной дыры прозвучал ответ с непонятными ехидными интонациями:

— Про все! Ты сходи, оттопырься.

Теплов покосился на афишу и на всякий случай уточнил:

— А чье кино-то?

Туземец соскреб с подбородка остатки розовой пленки и невнятно пробормотал:

— «Молдова-фильм», веришь-нет?

Кроссовки «Адидас» сверкнули грязно-белыми пятками и унесли хозяина антисоветской обуви в рыночную круговерть. Лишь у окошка кассы осталось метаться странное эхо последнего «прости» от подросшего поколения:

— Отстой!.. Отсто… От… сто…

Карл Ильич решительно развернулся ко входу в кинотеатр. Фильм «про все» нужно было посмотреть в обязательном порядке! Наверняка там имелись подходящие современные словечки. Тем более что «Молдова-фильм» всегда отличалась серьезным подходом к животрепещущим проблемам общества. А «Матрица», очевидно, по-молдавски означало — мать. Лучшего пособия для внедрения в изменившуюся страну не придумаешь!..

Из кинотеатра гражданин Теплов вышел через три часа. Под черепной коробкой у него сумбурно колобродили мысли, отчего окружающая среда покачивалась в ритме файлового потока. Двадцать пять лет прогресса без полной перезагрузки постичь оказалось невозможно. Проще говоря, Карл Ильич впал в восторженный транс. Впечатление от «Матрицы» пробило даже стойкую психику, закаленную годами зон и лагерей.

На улице по-прежнему гудел рынок. Народ метался между ларьками, словно подчиняясь ритму безумной компьютерной программы. Теплов шагнул в толпу, не обращая внимания на толчею. Его волновал один-единственный вопрос. И он требовал конкретного ответа! В нем крылся весь смысл непостижимого нового мира. Просто обязан был крыться!!! Неожиданно, как по заказу, навстречу Карлу Ильичу попался все тот же беспредельно загадочный прыщавый абориген. Крепкие руки без единой наколки тут же небрежно ухватили воротник потертой синтетической куртки подростка. ВОПРОС жег язык и мозг. Он рвался наружу. Над Средними Косяками пронесся требовательный голос:

— Кто такой Нео?!!

Абориген, неспешно тащивший литровую пластиковую бутыль джин-тоника, притормозил. Немного осоловевшие глаза радостно сверкнули под жидкими бровями. Ответ прозвучал незамедлительно:

— Дык, это… Нео?! Порошок это… стиральный!!!

Могучая хватка на мгновение ослабла. Чуть треснула синтетическая ткань куртки. Туземец вывернулся и поплелся по своим делам. А Теплов остался, удовлетворенно посмеиваясь. В кипении мыслей посвистывал свежий ветер, уносящий его к новым горизонтам. Мир был непрост! Троящийся придурок в темных очках из молдавского фильма про маму оказался стиральным порошком!!! Такой лютой подставы от современности Теплов не ожидал!

Поезда до Ленинграда от Средних Косяков не ходили. Только до Санкт-Петербурга. И только не скорые. Очень не скорые. То есть — медленные. А куда торопиться посреди тайги? Старенький вечерний экспресс подполз к первой платформе точно по расписанию, за час до заката. Эта же платформа была и последней. Сразу за ней начинался лес. Поэтому перепутать было невозможно. Немного постояв, поезд приготовился отдать концы. В прямом и переносном смысле. В прямом — как пароход, уходящий в плавание по зеленому морю тайги. В переносном — как глубокий старик, ветеран и инвалид, собирающийся в последний путь.

За две минуты до отправления в двадцать первый вагон антикварной рухляди проник гражданин Теплов. После просмотра импортного кинофильма он поблескивал обезумевшими глазами и высокомерно уклонялся от разговоров, изображая глухонемого идиота с парализованным лицом. В тамбуре проникновение застопорилось. На пути к заветной боковой полке плацкарта возник тощий красноносый мужичок, одетый в грязную серую форменную рубашку без знаков различия. В руках мужичок держал два мятых подстаканника, что подтверждало его принадлежность к клану железнодорожных проводников.

— Льготники достали! — агрессивно рыкнул красноносый, пытаясь загородить Карлу Ильичу дорогу.

Тот в очередной раз не понял русского языка. Но билет из кармана достал.

— Страхполис есть?! — с затаенной надеждой спросил проводник, надвигаясь и постукивая подстаканниками друг о друга.

Пол под ногами дрогнул. Раздирая вязкий микроклимат Средних Косяков, колеса поезда жутко заскрежетали, намекая на способность к самостоятельному движению. Теплов небрежно сунул в район красного носа пачку разноцветных бумажек и категорически отрезал: