Скрипка некроманта - Далия Трускиновская

Хотя многие прочие лавки по случаю праздничных дней были закрыты, старый Мирбах именно теперь надеялся на хороших покупателей — в город съехались богатые господа, во многих домах устраивают концерты, говорят о музыке, советуют друг другу новинки. Он припас ноты и маленькие инструменты для детей, открыл свою узкую тесную лавку и правильно сделал — ни минуты она не была пустой.

Когда Маликульмульк сбил снег с сапог о нарочно устроенный при каменном порожке скребок и вошел в узкую дверь, над которой покачивалась на кронштейне и двух цепочках тусклая медная труба, в лавке были двое: пожилая дама выбирала в подарок маленькую флейту, а господин, стоя к нему спиной, расплачивался. Господин повернулся — и Маликульмульк увидел знакомый нечеловеческий профиль, скошенный лоб, как на старой французской гравюре, крупный нос. Он окаменел: это действительно был Леонард фон Димшиц, или Дишлер, или Бог его ведает кто. Шулер выглядел, как всегда, прескверно — страдалец, который и трех дней не проживет, да и только. Увидев генерал-губернаторского секретаря, он тоже на миг растерялся.

— Добрый день, господин Крылов, — первым сказал картежник.

— Добрый день, — ответил Маликульмульк.

— Счастливого Рождества.

— И вам также.

Оба смотрели друг на друга очень настороженно. И оба не знали, как себя вести.

— Я в Риге проездом, — сказал наконец фон Димшиц.

— Да, разумеется, — брякнул Маликульмульк и смутился: нехорошо было напоминать человеку, пусть даже шулеру, о давешних неприятностях. И так ведь ясно, что ему пришлось куда-то уехать после ареста Мея и полумертвого фон Гомберга.

— Всегда прихожу сюда за канифолью, — словно бы оправдываясь, произнес фон Димшиц, и тут Маликульмульк вспомнил: да ведь у этого человека есть скрипка!

— Да, это правильно…

— У герра Мирбаха всегда хорошая канифоль, и мягкая, и твердая, а главное, свежая.

Герр Мирбах, присматривая одним глазом за покупательницей, явственно навострил уши. Толстый молодой господин, которому в лавке было тесновато, оказался скрипачом, и даже если он в Риге будет бывать проездом, упускать его не надо. Он слишком хорошо одет, чтобы его упускать.

— Я взял на пробу американскую канифоль, — сообщил хозяин лавки. — Могу предложить кусочек, извольте сравнить.

Он выставил несколько картонных коробочек, в которых лежали куски, блестящие на сколах, как янтарь.

— Французская, — сказал Маликульмульк, указав на нежно-золотистую канифоль.

— Бордоская, — уточнил герр Мирбах и улыбнулся.

Маликульмульк тоже улыбнулся: до чего же приятно состоять в братстве людей, умеющих отличить австрийскую смолу от смолы из Шварцвальда.

— А в Лифляндии разве не варят свою канифоль? — спросил он. — Здесь ведь растут сосны, и в немалом количестве. Я сам видел.

— Лифляндия — равнинная местность, и проще рубить сосны на корабельную древесину. Смолу добывают в горах, где лесорубам слишком трудно спускать бревна вниз, — объяснил герр Мирбах. — Вот хороший прозрачный кусочек, господин может взять. Только пусть не забудет сперва протереть смычок спиртом и хорошо высушить волос. Потом господин расскажет, как понравилось.

Мирбах стал заворачивать канифоль в бумажку, а Маликульмульк обвел взглядом лавку. Вот тут он хотел бы остаться навеки — на полках выстроились скрипки и альты, при них — смычки, рядом сверкала медными боками валторна, за ней виднелся гобой, в углу на столе были сложены футляры, справа и слева от хозяина лежали на прилавке высокие стопки нот.

— А это что за диковинка? — спросил он, указывая на довольно крупный инструмент со сдвоенными струнами.

— А это, изволите видеть, испанская гитара. Входит в моду в гостиных, очень удобна для господ — ничего сложного на ней не сыграть, одни милые пустячки.

Маликульмульк был в растерянности — он не хотел расспрашивать торговца при фон Димшице, но и упускать картежника не желал. Однако выбирать не приходилось.

— А скажите, герр Мирбах, можно ли у вас приобрести хорошую дорогую скрипку? — спросил он. — Или при вашем посредничестве купить скрипку у кого-то из здешних дилетантов.

— Господину она нужна для себя? — Мирбах явно пытался соотнести имущественное положение покупателя (одежда дорогая, а вот руки — без единого перстня) с ценами на инструменты.

— Нет, это поручение ее сиятельства княгини Голицыной.

— О! Госпожи княгини?! — Мирбах пришел в подлинный восторг. — Для нее возможно выписать скрипку из Ганновера или Бремена, я знаю, что там недавно продавалась скрипка самого Якоба Штайнера. Но даже если это работа кого-то из его учеников — уже достаточно хорошая репутация для инструмента. Скрипки Штайнера славились еще до того, как лучшими мастерами в Европе признали итальянцев. Господин прикажет написать моему приятелю в Бремен?

— Нельзя ли найти поближе? В Митаве, к примеру? — спросил Маликульмульк.

— Да, господин прав — шли слухи о хорошей скрипке, которую привезло одно французское семейство и вынуждено было с ней расстаться. Если только ее не приобрел господин барон фон дер Лауниц.

— Он известный дилетант? — кажется, чересчур бойко спросил Маликульмульк.

— Да, и притом богатый человек. Он нанимает лучших учителей для своих внуков и ищет хорошие инструменты.

Маликульмульк задумался — следовало как-то ловко выспросить насчет барона, но так, чтобы это не выглядело подозрительно. Торговец, поставляющий дорогие инструменты в богатые дома, — не разносчик горячих бубликов из Московского форштадта, он непременно должен быть хитер. Опять же, и возраст — ему под семьдесят, возраст либо разжижения мозгов, либо тонкой хитрости…

— Узнать это очень просто, — сказал фон Димшиц. — Он остановился в «Петербурге». Я обедал там и слышал его фамилию.

— Но если скрипка у господина барона, он вряд ли ее продаст, — разумно заметил торговец. — А если у него этой скрипки нет — значит, французское семейство увезло ее в Варшаву, куда перебрался из Митавы их бедный король.

— И все же я бы спросил господина барона. Если даже скрипка не у него — он бы назвал других возможных покупателей, помешанных на старых инструментах. А что господину Мирбаху известно о той французской скрипке? — осведомился фон Димшиц.

Маликульмульк подивился тому, как решительно влез карточный академик в это дело.

— Сам я ее не видел, — осторожно начал Мирбах, — но если верить хозяевам, то это знаменитая «Экс-Вьетан» работы Джузеппе Гварнери.

— Гварнери… — невольно повторил Маликульмульк.

Он не верил собственным ушам. Если этот неведомый барон хотел купить прекрасный инструмент Гварнери, но не сумел, то с ним могла приключиться хворь, хорошо известная коллекционерам: не приведи Господь заболеть мыслью о любезном предмете! А это значит — вынь да положь Гварнери любой ценой!