#Elysium - Диана Лилит

Леви раздумывает над предложениями.

– Кто что думает?

– Вечеринка на пляже будет круче, – говорит кто-то из толпы.

– Нет, лучше комната, меньше заморочек с атрибутами, – отвечает Хаким, отстаивая свой вариант.

Между присутствующими игроками разгорается небольшой спор.

– Ада, а ты что думаешь? – Леви обращается к единственной девушке, что в этой группе с самого ее основания.

Ада симпатичная – тот случай, когда можно синхронизировать свое лицо с аватаром, не думая о том, что будешь смотреться хуже. Многие игроки делали ей искренние комплименты, когда видели у ее профиля верификацию. Выразительные серые глаза, пепельные волнистые волосы чуть нижу уровня лопаток, хрупкая комплекция, аккуратные черты лица. В реальности такие редкость, но в «Элизиуме» она терялась среди массы идеальных аватаров, более интересных, таких, которые хочется рассматривать.

Аде было легко принять позицию Леви, что отрицал «создание» нового лица и принятие стандартов игры. В группе хакеров она нравилась многим парням, но мало кто решался сделать первый шаг, из-за того, что в отличие от остальных игроков они были уязвимы и обезоружены. С их настоящими лицами, открытой информацией, с их привычкой собираться по вечерам на крыше в реальном мире, где каждый знает друг о друге все. Но Ада и сама не проявляла ни к кому интереса. Ей не были нужны ни ребята из группы, ни другие игроки с красивыми аватарами. В игру она пришла, потому что ей была близка позиция Леви. Они были давними друзьями, во многом их мнения сходились, общаться было легко. Никто не понимал Леви так, как понимала Ада, и никто не понимал ее так, как Леви. Если над остальными игроками в группе у него преобладало лидерство, то Ада была его ровней. Он не мог указывать ей, лишь советоваться и вместе что-то придумывать. Но говорить все же предпочитал он. Вне игры с Адой было весело, а в игре она была спокойная и отстраненная.

– Решать надо исходя из рейтинга локации. Какая комната чаще находится в топе, ту мы и будем взламывать, – отвечает Ада.

– Да, согласен с ней. И у какой комнаты рейтинг выше? – спрашивает Леви.

– У первой, – отвечает Хаким.

– Значит решено. Мы идем в первую. Вы же понимаете, что весь прикол в том, чтобы взламывать рейтинговые локации и присваивать их для наших приватных вечеринок? Чем больше рейтинговых чатрумов в нашем распоряжении, тем веселее, – довольно улыбается Леви.

Игроки единогласно соглашаются с ним.

– Начинаем уже завтра. Перевернем «Элизиум» с ног на голову!

Все дружно чокаются банками пива и свистят. В чатруме царит атмосфера праздника, словно это небольшая научная лаборатория, в которой группа молодых ученых совершила гениальное открытие, способное изменить мир. Впрочем, эту цель и преследовал сам Леви. Изменить мир.

В реальности Леви и Ада, как и большинство людей их возраста, жили в одних стенах со своими семьями. Обычно это не приносило проблем, особенно когда вся семья стабильно принимает транквилизаторы, как то предписано законом, но когда кто-то один тайно прекращает прием медикаментов, все меняется. Отношения в семье начинают рушиться, словно карточный домик. И это неизбежно.

Когда мать Ады узнала, что та два месяца подряд выкидывала транки, был настоящий скандал.

– Какая же ты все-таки бесхарактерная. Только и можешь, что идти на поводу у других. Я всегда знала, что у тебя нет своей головы на плечах. Хочешь сдохнуть в подворотне, давай, туда тебе и дорога. Неужели нельзя понять, что эти таблетки мы не просто так принимаем? Что без них мы просто опустимся на социальное дно! Отказываешься раз, два, а что потом? Ты превращаешься в биомусор! – кричала ее мать, пытаясь успокоить себя очередной дозой транков.

– Да мне все равно! Зачем ты вообще родила меня в такое время?! Кто внушил вам, что нужно постоянно закидываться транками? Кто сказал, что это правильно? Какие у них доказательства, что это нужно и без этого никак? – визжала Ада.

Без поддержки транков ее реакция была еще более эмоциональной.

– На себя посмотри! Это и есть доказательство, что без них никак нельзя! Глянь на себя! Я тебя ненавижу. Мне стыдно за то, что у меня такая дочь. Это позор. У всех дети как дети, никогда не доставляют проблем, живут как нормальные люди по правилам, на них приятно посмотреть, а ты не можешь без того, чтобы не влезть в какое-нибудь дерьмо, тебя туда так и тянет! – Из-за транков тон матери становился более спокойным, но слова, произнесенные ею, говорили об обратном. Просто физически кричать еще громче было сложно.

Ада не выдерживала и уходила в свою комнату, чтобы не слушать дальше. При отказе от транков следовало избегать подобных разговоров, это было слишком энергозатратно.

– Давай, только и умеешь что убегать! Правда глаза режет, да? Неблагодарная, ты просто подстилка своего такого же безмозглого друга! Ты ему не нужна, ты никому не нужна! – язвила вслед мать.

В комнате Ада закрывалась на замок и начинала рвать на себе волосы от нахлынувшего приступа гнева. Помимо тяжелого отказа от транков ее организм не вырабатывал литий, что еще больше ухудшало ее жизнь, ведь в таких тяжелых случаях транки положено принимать в двойной дозе, а она совсем от них отказалась. Но при всем этом она никогда не плакала. Никогда. Вырывала волосы, царапала себе лицо, била себя изо всей силы так, что потом на теле оставались синие плотные гематомы. Причиняла себе вред различными способами, но никогда не плакала, даже после самых громких домашних скандалов. Ей не было жалко себя ни капли, если дело доходило до невыраженных эмоций. Весь гнев она направляла на саму себя.

Каждая ночь, проведенная вне игры, была похожа на пытку. Она засыпала, а посреди ночи просыпалась, борясь с изматывающей тревожностью. Ее одолевал странный страх. Те самые мысли, которые никогда не придут в голову посреди дня. Они настигали только ночью, когда Ада внезапно просыпалась, пока за окном еще царила тьма. Мысли о том, что дальше жизни нет. Что дальше только пустота. Мысли, которые появились у всех людей после странного вируса несколько десятилетий назад, когда мир перевернулся с ног на голову, и система поменялась. Но кто-то избавился от тревожности с помощью транков и спал ночами крепко, а кто-то, как Ада, тайно отказывался от них, за что расплачивался тревожностью и паническими атаками.

Из ситуации, что творилась у них дома, выхода не было. Ни работы, ни своего жилья, никаких перспектив на жизнь. В чем-то ее мать была права.

Больше всего Аду угнетало то, что думали окружающие про ее дружбу с Леви. Говорили, мол, она подстраивается под его интересы, потому что влюблена, поддерживает его безумные идеи, чтобы вызвать его любовь или хотя бы симпатию, а Леви лишь использует ее забавы ради, и она никогда не была ему интересна. Все, конечно, обстояло иначе.

Они говорили: «Его можно понять, ведь в целом парни по природе склонны к бунтарству, протесту, лидерству, но девушкам такое не интересно, она наверняка поддерживает его лишь из-за любви, а не потому, что ее что-то не устраивает в жизни». Эти слова выводили ее из себя больше всего, поскольку темой, на которой они с Леви изначально сошлись, было неприятие нынешней модели жизни и современного общества. Она отвергала это всем своим существом, а ей не верили. Окрестили «подстилкой» и «безнадежно влюбленной», даже не зная, что у нее или у него в голове.