Путь к Босфору, или «Флейта» для «Императрицы» - Юрий Яковлевич Иваниченко

class="p1">– Оттого и спился, – фыркнула Марта, перебирая вожжи. – Упокой его душу… герр Каутский. Куда вас везти?

Не сразу оправившись от изумления, Кирилл покачал головой, встряхнулся:

– Чудны дела твои, Господи! Дюймовый прут железный дома сыщется?

Вдовица немного подумала, не донеся до карминных губ очередной леденец:

– Не знаю. Может, и есть, я мало что понимаю в железе, – не без кокетства пожала она плечами под накидкой.

Впрочем, заметив поскучневшее выражение лица у Кирилла, поспешила добавить:

– Но знаю, где точно есть то, что вам нужно.

– Это где же? – недоверчиво покосился на неё русский офицер.

– На поле графа Гаузена. Там у него гараж был для аэроплана и поле специальное.

– Аэродром, – эхом повторил Кирилл и обернулся было в направлении мызы, возвышавшейся над городком на косогоре, впрочем, отсюда невидным: – А разве?

– Нет. Это не на мызе, – перехватила его взгляд Марта. – Это за железнодорожной станцией.

– Тогда я весь к вашим услугам, – галантно кивнул лейтенант, закручивая концы усов с особым тщанием.

– Ну, «весь» это как-то даже… много, – не слишком уверенно произнесла Марта, протянув ему леденец в горсточке. – Монпансье?

– Спасибо, – аккуратно взял лейтенант двумя пальцами угощение. – А сразу после надо будет брата в госпитале уведомить, что жив, а то ему нельзя волноваться.

– Интересно, кто это у кого в услужении? – негромко, но явственно произнесла молодая вдова, однако, добавив в голосе: – Ну, раз ему совсем нельзя волноваться…

Вадим

«Да, он, похоже, и не волновался особо, – выглянула из-за плеча Вадима снизу Арина. – Или, наоборот, напрягся, как на палубе артиллерийской деки в виду неприятеля, вот и кажется бесчувственным, что твой спусковой механизм: губы сжаты в нитку, точно закушенные, на щеках теперь не милые ямочки, а ямы, будто втянул щеки, подсчитывая в уме коэффициент качки на угол возвышения. И сейчас распрямится вся эта взведённая пружина, выстрелит командным криком: “Слушай мою команду!”»

– Сэ… слушай! – дёрнул Арину флотский лейтенант Иванов, зажав её ладонь локтем.

Они дошли только до рыночной площади, спустившись с косогора графской мызы. Пробирались теперь дощатым тротуаром в галереях магазинов-складов, мимо Schaufenster – «товарных окошек» лавок, мимо закрытых контор и распахнутых дверей трактиров, под чёрными вывесками: «Агентство Штольц», «Затрапезов и сыновья», среди афишных тумб, пестревших афишами: «Конфеты “Nestle”», «Моторные свечи “Bosch”» и прейскурантами «Лучших в мире галош “Треугольник”»…

Кабы не грязь непролазная, – ни дать ни взять задворки петербургского Гостиного двора. Такая себе биржа купеческая, как гильдейская, так и ганзейская: тут – Россия – самовар с чаем до уморы, тут же – Европа, бухгалтерия с австрийским сейфом в стене. К тому же и Обертау-товарная – вот она, станция, рядом. В полуверсте, для подвозу, – что в двух шагах.

…И шаги эти вдруг стали слышны так отчётливо, что Вадим, ухватившись за резной столбик галереи, перемахнул за борт, защищавший от грязи, летящей из-под резиновых, но чаще деревянных колёс.

От такой резвости его, после контузии, даже швырнуло, но устоял и попытался помочь Арине перебраться через дощатый борт.

– Дэ… давай, хоть тэ…

– Туда! – сама сообразила девушка, соскочив с перил куда ловчее лейтенанта.

И сама потянула его, зашлёпала калошами по топким бурым лужам.

Такой же почти звук, но помноженный на толпу и массу, слышался впереди, из-за угла блокгауза: «Кретон, дерматин, баркан, ткани для мебели». Да ещё приправленный глухим металлическим бряцаньем.

Всякий военный безошибочно угадает марш с полной выкладкой. Даже морской обер-офицер, которому бегать по службе особенно и некуда. И который сейчас сшиб плечом с клямки калитку в железных воротах – и тут же схватился за голову: отозвалось в ней, точно обухом шарахнуло.

Протолкал внутрь Арину и сполз по стене на корточки, потеряв от оглушительной боли всякий интерес к тому, чем грозила улица.

Но зато Арина успевала и порошок в парафиновой бумаге развернуть, и достать из-за пазухи плоскую флягу с гравировкой «Севастополь. Яхт-клуб», и приникнуть синим глазом к щели в калитке:

– Немцы. Уже здесь? Но…

«Но ведь бой на железнодорожной станции только разгорается?» – досказала она уже про себя, не будучи уверенной ни в характере нового шума, катившего улицей вдогон топоту, ни в его происхождении.

Загрохотало, точно внезапной летней грозой, затрещало, будто сухостой занялся. И даже небо, кажется, потемнело, посерело свинцом. Тонко запели окна.

«Неужели всё-таки?»

– А ведь госпиталь ещё эвакуироваться не успел, – прозвучало без заикания.

Арина вздрогнула. Вадим «отошёл» раньше, чем она успела открутить алюминиевую крышку плоской фляжки с мятным отваром. Или почти отошёл, – всё ещё мучительно морщась, щурился поверх её шерстяного рыжего платка, глядя в щель.

А там…

Зашитые в серо-песочную холстину, островерхие немецкие каски «Pickelhaube» качали шишаками, точно рога угрюмого стада двуногих зверей, забрызганных грязью по самое брюхо. По полы серых шинелей, подоткнутых заворотом под ремни с подсумками. Бурая жижа брызгала из-под тяжёлых сапог, больше похожих на сами огромные комья той же грязи. Лошадиной сбруей бряцала амуниция и котелки, притороченные к ранцам.

Не меньше полуроты, судя по количеству мерно качающихся шишаков, бороздило рыжую протоку улицы вверх, по направлению к графской мызе.

Впереди, надо понимать, ротмистр придерживал на боку саблю, с хрипом диктуя: «Айн, цвай, драй…»

– Чего их туда пэ… понесло?

Первую фразу Вадим вообще произнёс без запинки, поэтому, как бы ни колотилось сейчас сердце девушки, – губу Арина разочаровано закусила-таки.

– Разве не знают, что там тэ… только госпиталь? Сэ… сколько летал их разведчик. Вэ… видел же?

Серая колонна валко протрусила за край приоткрытой калитки, оставив за собой только вскипевшее месиво грязи и луж.

– Что-то мне это тоже не нравится… – перевела дух Арина, привалившись спиной к чёрной железной створке.

Оба они слышали рассказы госпитальных ветеранов, как те попадали в подобную переделку ещё во время Августовского сражения. Тогда в местечко, где квартировал Третий фронтовой госпиталь, внезапно вошли немцы. Но всё обошлось визитом обер-офицера, который, убедившись, что раненые и больные – сомнительный приз, не стал даже препятствовать эвакуации вдогон отошедшей 10 армии. Разве, что…

«Такого коныка лихого забрав, – сокрушался ездовой Наливайченко. – Антихрист!»

Зачем же теперь понадобилось столько солдат?

– На вокзале бой, – с сомнением заглянула в лицо Вадима Арина расширенными синими глазами. – Проберёмся?

Иванов (первый) прочитал в открытом, до хрустальной прозрачности, взгляде всё недосказанное: «Кто сказал, что брат вообще знает о самодельном графском аэродроме? А вдруг, не дотянув до него, Кирилл сел в каком-нибудь другом подходящем месте, хоть в луговой пойме Килесмы? А вдруг… Вдруг он вообще не сел?»

И всё-таки раньше, чем он прожевал в губах первую букву, Арина коротко кивнула.

– Попробовать надо.

Морская хроника

Поход