Последний Намсара: Боги света и тьмы - Кристен Сиккарелли

По дороге к храму их застал дождь. Если бы Аша верила в силу молитв, она бы точно вознесла одну небесам. Дождь смыл кровавый след, тянувшийся за ними. Кроме того, ее парализованная рука начала покалывать, словно кто-то втыкал в кожу тысячи иголок. К тому времени, как они добрались до храма, она могла поклясться, что способна пошевелить пальцами.

В голову пришла мысль о серпах за спиной. Их можно использовать только для исправления ошибок.

Аша присмотрелась к слуге, бредущему рядом. Челюсти его были сжаты, переносицу прорезала глубокая морщина. Он терпел боль и время от времени прикрывал глаза. Видя, как он пытается сохранить равновесие, с каким трудом продолжает двигаться дальше, она подумала, что, возможно, была неправа.

Да, он нарушил закон. Да, прикоснулся к дочери короля драконов. Но не сделай он этого – она бы разбила голову о каменные плиты. Хотя если бы он ничего не сделал, разве Джарек стал бы так жестоко его наказывать? Не лучше ли было бы ему оставаться на месте?

– Все хорошо, – рука Аши крепче обняла его. – Я не дам тебе упасть.

Невольник взглянул на нее: хмурый лоб разгладился, мучительная скованность слегка отступила.

У стен храма, покрытых потрескавшейся белой штукатуркой, не встретилось ни одного солдата; окружающие улицы были пусты и безмолвны.

Аша со своим спутником поднялись по обваливающимся ступеням к огромной арочной двери из кедра. В самом центре в древесину был врезан знак Седого Ольна: отлитый из железа дракон с кроваво-красным стеклянным сердцем, имитирующим огонь. Возникла проблема: одной рукой Аша держала невольника, другая не двигалась – она не могла постучать в дверь.

– Эй! – позвала она.

Никто не отозвался. Она крикнула громче. Дверь приоткрылась. Женщина, закутанная в темно-красное одеяние, держала свечу, но капюшон скрывал ее лицо. Судя по одежде, она была храмовой жрицей, одной из тех, что принимают роды и проводят священные ритуалы: свадебный обряд или сожжение умершего.

Когда жрица поняла, кто стоит на пороге, она в замешательстве отступила назад.

– Искари…

– Когда-то этот храм был убежищем, – сказала Аша. – Пожалуйста, ему нужна помощь.

Женщина переводила взгляд с невольника на дочь короля. Аша изнемогала под тяжестью израненного тела, колени дрожали, она едва не падала. Когда сил у нее уже не осталось, женщина подхватила невольника под другую руку и завела их внутрь. Тяжелая дверь с глухим стуком захлопнулась за ними.

– Идемте, – тихо произнесла жрица.

В храме пахло воском и старой штукатуркой. Они медленно двигались по затемненным коридорам мимо сводчатых проходов, уводящих куда-то вглубь храма. В стенных нишах мерцали свечи; длинные тени путников метались по стенам, их шаги разносились гулким эхом по лабиринту комнат.

Наконец жрица привела их к узкому пролету старой лестницы, поднявшись по которой они остановились перед небольшой дверцей. На изъеденных жучком досках сохранилось изображение цветка с семью лепестками: намсара, древний знак мест для исцеления, лазарет.

Жрица повернула ключ в замке и вошла, освещая путь тусклым светом своей свечи. Уверенно двигаясь в темноте, она подвела невольника к кушетке и отпустила его руку только тогда, когда убедилась, что тот устроился.

– Что с ним случилось? – спросила она, ставя возле кушетки бронзовый канделябр и зажигая свечи.

– Это командующий, – кратко ответила Аша, без сил опускаясь на пол.

Жрица тем временем осторожно сняла с раненого плащ, и, хотя ее движения были плавными и медленными, он застонал от боли, когда пропитанная кровью тяжелая шерстяная ткань вновь разбередила его раны.

Пот градом катился с его лица, кровь капала на пол. Он обеими руками вцепился в край кушетки, трясясь всем телом. Ссадины на запястьях кровоточили, как и голая грудь.

– Я Майя, – жрица откинула капюшон, и Аша разглядела ее худощавое лицо с резко очерченными скулами и широко посаженными глазами, ярко блеснувшими в свете свечей. – Мне нужно сходить за водой и снадобьями. Я скоро вернусь.

Все время, пока ее не было, невольник не отрываясь смотрел на Ашу. Он даже старался не мигать, как будто боялся упустить Искари из виду, словно ее образ был единственным, что удерживало его на границе сознания и забытья. Какой смысл приказывать ему отвернуться теперь?

– Почему? – прохрипел вдруг он, еле двигая пересохшими губами.

Аша нахмурилась.

– Что?

– Почему ты это сделала?

Перед глазами Аши встал Дакс, протягивающий кольцо матери.

– Меня попросил брат.

– Ты никогда ничего не делаешь по указке своего брата.

Губы Аши приоткрылись от удивления. Откуда он это знает?

Поморщившись, он наклонился чуть вперед. По тому, как он моргал и щурился, она поняла, что картинка перед его глазами мутнеет и расплывается.

– Назови истинную причину.

Она взглянула на него в упор.

– Я это только что сделала.

Его взгляд скользнул к ее обездвиженной руке. Она посмотрела на пальцы и попыталась пошевелить ими. К ее удивлению, она смогла это сделать: пальцы согнулись, но лишь слегка. Невольник смотрел, как она пытается поднять руку, беспомощно лежащую на колене, но пока все усилия были тщетны. Рука еще не слушалась ее в полной мере.

Скрипнула дверь, и невольник выпрямился, оторвав взгляд от Искари, сидящей на полу возле кушетки. Вошла Майя, неся посудину с горячей водой, бинты и чашку с какой-то мазью.

Аша решила, что ей пора и незачем здесь оставаться. Нужно возвращаться во дворец. Но все ее тело налилось такой тяжестью, что сама мысль о том, что придется встать и идти, снова пригвождала обратно к полу. Так что, пока жрица обмывала и обрабатывала раны скралла, Аша свернулась клубком на полу, прижав к груди онемевшую руку. Она думала немного отдохнуть.

Она совсем не собиралась засыпать.

– Искари, скоро полдень.

Аша открыла глаза и увидела склонившуюся над ней Майю. Капюшон ее накидки был откинут, мягкий свет ночника выхватывал мелкие морщинки, лучами разбегающиеся по лицу.

Все тело Аши ломило. Усталость никуда не исчезла, и ей понадобилось сделать над собой усилие, чтобы сесть. Сначала она решила проверить, как себя чувствует обожженная рука, и уже привычная боль быстро согнала остатки сонливости. Тогда она без раздумий переключилась на парализованную конечность.

Аша вздрогнула и замерла. Сидя на полу, она без труда подняла руку к лицу, согнула один за другим все пальцы. Рука больше не была безжизненной плетью. От онемения не осталось и следа.

Но дивиться чуду не оставалось времени. Сейчас перед ней встала задача поважнее: вся ее одежда была заляпана засохшей кровью. В таком виде она не может покинуть храм, во всяком случае, не средь бела дня.