От кутюр - Uma

Шарль, сидевший от него по правую сторону, улыбнулся в тонкие усы. Зал игриво зашумел.

Конференц-зал Анна покинула со скандальной быстротой, даже не стала позировать фоторепортерам. Нервы не выдержали многозначительности возникшего положения. По всему выходило, что она непрофессионал, и на все ее решения и действия влияет «личный фактор».

Эллис нашла ее в курилке. Видя, что подруга взвинчена, она предложила ей дамские сигареты, которые на всякий случай носила в сумочке, и закуривала, когда чувствовала напряжение.

— Аня, перестань метать молнии, — сказала Эллис несколько смущенно. — Я бы на твоем месте прыгала от счастья. Тебе повезло! Фарнезе сверхчеловек, это все знают. Обижаться на него все равно, что обижаться на пирамиду!

— Он не должен был намекать о наших отношениях… — Анна вытянула из пачки сигарету и задумчиво покрутила ее двумя пальцами. — Это лишнее.

— Не глупи… — Эллис слегка склонилась, чтобы заглянуть в глаза Анны. — Ты его любишь?

— Должна, наверное, но я не знаю… Он меня пугает, — шепнула Анна, не поднимая глаз. — Что ты скажешь на этот раз?

— Я согласна с Кевином. Как-то банально получилось, вертлявый итальянец и русская, для которой он вроде как последняя надежда выйти в свет! — вполне серьезно ответила Эллис, игриво косясь на застывшую в ужасе подругу. — С другой стороны, какое тебе дело до мнения бывшего…

— Кевин звонил? — заволновалась Анна. — Он не бывший. Мы просто подвернулись друг другу…

— Приходил вчера ночью, — Эллис кивнула, — ты его недостойна, подруга!. Я ему все рассказала. Где ты, с кем… Подвернулись? Ах, ну да, мне тебя не понять. А он прост, пришел, сказал, что хочет тебя видеть…Без наворотов парень!

Анна раздраженно смяла сигарету и, самоуверенно вскинув голову, сказала:

— Вот дрянь! Он еще смеет рассуждать, как выглядит моя личная жизнь…

Единственное о чем жалел Фарнезе, перебравшись из Торре-Аннунциата в Лондон, так это о том, что он не встретил Анну десять лет назад. Тогда все было бы намного ярче и «резонанснее», считал он, Анна вполне могла бы стать его «мудрой», девушкой, посвященной в тантру. «Мудра» должна быть свободной от социальных и общественных норм, воплощать в себе подвижное женское начало, творящую энергию. Таковой была его то ли племянница, то ли любовница Леонора. Энергия Анны расплескалась по дороге к нему. А того, что осталось на донышке ее «Я» хватало лишь на «профанную любовь». Впрочем, Фарнезе был не против погреться в лучах этой любви.

Благодаря заботам Анны, пулевая рана на его ключице быстро затянулась. Каждый день она обрабатывала рану и делала перевязку уже твердыми руками, без лишних эмоций.

Фарнезе пророчил ей унылое будущее сиделки при каком-нибудь стареющем фрике вроде него.

— Ну, раз ты говоришь…, - натянуто улыбалась Анна, — значит, так тому и быть. Чем еще может заниматься в просвещенной Европе женщина из России?

Бесстыдно крутя «тантрический роман» с Леонорой, Фарнезе заставлял Анну беситься от ревности. Леонора Холевер, как выяснялось дальняя родственница Фарнезе, навещала «кузена» каждый вечер, с ней он играл в покер и говорил по-итальянски. Не игравшей в покер и не говорившей по-итальянски Анне приходилось сидеть в сторонке, листать журналы и бессильно наблюдать за их идиллией.

Иногда их навещал Арли, в элегантном, несколько старомодном костюме «тройке», при бабочке, с коротко стриженными каштановыми волосами. Крупный прямой нос, большой красивый рот и тонкие усы делали его типичным, чуть-чуть забавным французом. Он был склонен к неумеренной практичности и закрытости; эрудированный и при случае высокомерный тип.

Своей эрудированностью Арли пользовался нечасто. По крайней мере, в квартире Фарнезе. Если Шарль говорил, то был немногословен и спокоен, как бы противопоставляя себя пылкому витии Фарнезе. Волнуясь, доктор философии вообще мямлил что-то односложное. Так открывалась другая сторона его многогранной натуры, беспомощность перед «непрактичными» человеческими чувствами, которые не входили в его планы.

Арли влюбился в Анну. Это было заметно без всяких исследований и наблюдений. Глаза его светились, щеки покрывались ровным румянцем, на лбу выступала легкая испарина. Реакция здорового организма на здоровое чувство, без примесей порочной страсти и вожделения, сильное, нежданное и неудержимое. Мужское в Арли было не столь замечательно «вышколено», как, например, манера излагать свои мысли.

Анну страшно смущало то, что она стала предметом влюбленности такого человека, как Арли. Она чувствовала себя тем самым персонажем, о котором восточная мудрость говорила: «если ты никогда не любил, ты осел, — иди, ешь сено!». Пить изысканное вино любви Анна не умела и жевала «сено» из пренебрежения, небрежности и насмешки над ее чувствами, щедро предлагаемое Фарнезе.

Глядя на Арли, Анна понимала, что, повстречавшись с ним на день раньше, чем с Фарнезе, она не захотела бы жевать это «сено». Она пала бы к ногам Арли, слушала бы его без устали, с жадностью дышала бы одним с ним воздухом. Теперь же все ее мысли витали вокруг Фарнезе; угодить ему в постели и на кухне. Настолько «низкими и мелкими» стали ее требования к себе.

Многоопытный в любовных делах Фарнезе притворялся, что в упор не замечает, как друг меняется в обществе его любовницы.

И смеялся над Шарлем, когда тот терялся в ее присутствии:

— Перестань бубнить глупости себе под нос, Арли! Анна всего-то предлагает тебе отужинать с нами!

Новоявленный поклонник Анны был ярким представителем современной литературной элиты, издателем, знатоком философии и религии; читал лекции по философии в известных университетах, привык к искушенной публике. Тем интереснее Фарнезе было смотреть на то, как Арли был беззащитен перед женщиной, как он сжимался, краснел и задыхался от страсти.

Однажды Фарнезе привел Анну на одну из публичных лекций Арли в лондонском университете, предупреждая по дороге:

— Сделай милость, выучи итальянский и, по возможности, французский. Пока же придется получать эстетическое удовольствие. Его я могу тебе обещать. Не думай, что Арли «месье-дурачок», наш Арли аристократ духа. А может и аристократический дух, воплощенный в не очень внушительном теле…

Чтению лекции предшествовали непростые переговоры между администрацией университета и известным лектором. Каприз востребованного специалиста; английский язык он считал слишком «простым» для выражения философских истин и хотел читать лекции на французском. Французский не был языком английских студентов и преподавателей, поэтому администрация опасалась, что он спугнет аудиторию.

В конце концов, стороны нашли компромисс, не изменив своим принципам. Язык лекции французский, а на мониторе шел английский перевод. Лекцию Арли пришло послушать около двухсот человек

И, правда, — за университетской кафедрой стоял собранный, прямой и элегантный Арли в черном костюме, из-под приталенного пиджака виднелась серая водолазка. Он то опирался на края кафедры, то начинал жестикулировать, делая свое выступление более выразительным.