Моя жизнь на тарелке - Индия Найт

В завершение обеда Макс приглашает нас на лето к себе «на дачу».

— Дорогой, — певуче просит Кейт, — расскажи Кларе, какая это прелесть, твоя чудная, уютная хижина.

Макс и рта не успевает раскрыть, как мама, по обыкновению передумав, снимает с него эту заботу:

— У Макса очаровательный летний домик, дорогая, в прелестной рыбацкой деревушке. — Блаженно закатив глаза, Кейт улыбается воспоминаниям. — Там живут совсем простые люди. Рыбаки. Макс возил меня туда три недели назад. Ты будешь в восторге, Клара. Кругом лодочки, такие маленькие, очаровательные. А люди, Клара! Я в них влюбилась. Бедны как церковные мыши и при этом всегда готовы поделиться омарами.

Ни чер… чего себе!

— Омарами? То есть как это — омарами?

— Это же Америка, дорогая, там кругом одни омары, — отмахивается Кейт, на сей раз не иначе как от жуткой судьбы манхэттенцев, которых на каждом углу поджидает морское чудище с беспощадными клешнями. — Как-то раз мы с Максом пошли прогуляться и вспомнили, что дома на ужин ничего нет. Знаешь, что мы сделали, дорогая? Просто постучали в ближайшую рыбацкую хижину, и прелестная старушка вынесла нам два омара! Ах, какие простые люди, Клара, но как они умеют жить! — Кейт в упоении качает головой. — Вот это я понимаю — стиль. Ты со мной согласна, дорогая? Беднейшие из бедных, я бы даже сказала, обездоленные создания лакомятся омарами.

Макс уже вовсю ухмыляется. Еще бы ему не ухмыляться — при собственной-то хижине в деревеньке, битком набитой великодушными, не испорченными городским изобилием любителями ракообразных.

— Обязательно приезжайте, Клара, — повторяет он. — Вашим мальчикам там наверняка понравится.

— Я бы не возражала. А где находится ваш приморский рай?

— В местечке под названием Мартас-Виньярд,[11]на восточном побережье, — вновь опережает его Кейт. — Ах, что за прелесть эта деревушка! Непременно поедем, Клара, отдохнешь, развеешься. С мальчиками кто-нибудь из соседей посидит, верно, Макс? Лишняя монетка им не помешает, бедняжкам. А пока детки будут под присмотром, мы сможем прогуляться по деревне и поужинать в каком-нибудь уютном рыбацком бистро. Манеры там грубые, пища посредственная, но сколько удовольствия!

Мартас-Виньярд? Так речь идет о курорте для миллионеров? Рыбацкое бистро? Это где подают омаров по-американски, по двести долларов за порцию? Нищие соседи с детками посидят? Уж не Кеннеди ли?

Тираду я успешно проглатываю, умудрившись не подавиться хохотом. Кейт есть Кейт. Меня внезапно переполняет любовь к маме. Кейт придает моей жизни остроту, и это бесспорный факт. Макс заговорщически улыбается мне, бросая на маму влюбленные взгляды. Он ее заслуживает. О да. И он ее получит.

Ни за что бы не заподозрила ирландскую почту в такой оперативности. Ранним утром я уже держу в руках конверт с двумя элегантными билетами на премьеру спектакля Сэма Данфи с идиотским названием «Изгибы». С тем же успехом он мог бы остановиться на откровенной саморекламе — к примеру, «Вот он я, человек-змея». Текст отпечатан жирным шрифтом над черно-белым снимком скачущего Данфи; полагаю, для этого действа существует более научный термин, но мне он неведом. Господи, на кого он похож, этот балетный гений! Весь блестит от пота, полупрозрачная футболка того и гляди лопнет по швам… Но ноги хороши. Да и руки… как это говорится… выразительные. Приходится признать, что абсолютно беспристрастный зритель с чисто эстетической точки зрения вполне мог бы назвать Данфи «божественно красивым» и даже «чертовски сексуальным». Для зрителя же, пообщавшегося с мистером балериной за стаканчиком… минералки, Сэм даже в столь эффектной позе останется все тем же надутым, размалеванным любителем похабных маек.

Вслед за билетами из конверта выпадают две карточки поменьше — приглашения на вечеринку по случаю премьеры. Прием состоится в Хокстоне, бар такой-то, вход по приглашениям, ну и прочая бла-бла-бла. Прикинув день знаменательного события — следующая пятница, — я запихиваю бумажки под вазу с фруктами, к прочей макулатуре: прошлогодним счетам, приглашению на рождественский праздник на имя Джека Хатта, рекламному листку из «Селфриджа» о распродаже моего любимого чистящего средства, открытке от Эмбер («Привет! Ты где пропадаешь?») и семейному абонементу в лондонский зоопарк.

За уборкой видимых частей дома я то и дело возвращаюсь мыслями к вчерашнему обеду. До сих пор не верится. Неужели Кейт сказала то, что сказала? Неужели она действительно произнесла ту самую фразу насчет моих взаимоотношений с едой? Свинство. Подлость. Гнусность. Может, Кейт от Макса даром провидицы заразилась? Вряд ли. Выходит, Кейт в чем-то права? Еще чего. По теории Кейт всех толстяков придется записать в племя неудовлетворенных жизнью неудачников. Абсурд. «Ты только думаешь, что счастлива. А на самом деле это не совсем так». Я злобно выключаю пылесос и падаю на ступеньку прямо посреди лестницы, изображая не в меру раскормленного Кристофера Робина.

Ладно. Пусть. Предположим, я не совсем счастлива. Возможно, это не совсем то, о чем мечталось в годы беззаботной юности. Допускаю, что кому-то моя жизнь покажется пресной. Но — очень большое НО — она вовсе не так уж далека от тех моих мечтаний хотя бы потому, что я никогда не строила воздушных замков. Хотелось жить счастливо, мало-мальски обеспеченно и оседло. (Переездами меня Кейт в детстве досыта накормила, пока она не встретила Джулиана.) Хотелось иметь детей и собственный дом, где всегда жилось бы как дома. Так вот же он. Вокруг меня, надо мной, подо мной.

Значит, все хорошо? Почему же я продолжаю сидеть на этой чертовой лестнице будто приклеенная? Дети… дом… муж… Мой муж, которого я люблю. Люблю так же, как и он любит меня. Кажется, любит. Только я его не люблю. В смысле — не умираю от любви. При виде Роберта по моим жилам давно уже не струится огонь. И сердце не начинает биться чаще, и колени не подкашиваются. Выходит, кое-какие мечты все-таки не сбылись. А хочется жарких обмороков. Но без последствий, конечно. И сердце чтобы заходилось от стука. Но не до инфаркта. Где все это?

— Ну что за вздор, — говорю я вслух, вспомнив Наоми и ее паскудного муженька. — Неземной любви хотелось? А кому не хочется в пятнадцать лет? Тебе еще повезло, у тебя хоть в самом начале колени дрожали. Да как ты после этого смеешь жаловаться? Может, на развод подашь из-за того, что Роберт не набрасывается с рычанием на тебя каждую ночь? Ради всех долбаных на хрен святых, Клара. Возьми себя в руки, мать твою! — уже чуть не ору я.

Самое странное, что меня так и подмывает набрать номер Кейт. Но страшно. Месяца три тому назад мы с Кейт хватили за ужином лишку, и я пожаловалась, что иногда бываю слегка… дерганой, — кажется, ничего лучшего мне тогда в голову не пришло.

— Не будь ребенком, Клара, — ответила мамуля. — Зрелость приносит с собой ответственность, так что привыкай. Тебе в жизни повезло больше, чем многим другим. Больше, чем мне.