Темные ангелы нашей природы. Опровержение пинкерской теории истории и насилия - Philip Dwyer

необходимо признать и оспорить изнанку Просвещения. А это непростая задача, учитывая глобальный рост правого популизма и огромное количество мигрантов и беженцев по всему миру.

Вторая критика связана с этим. В двух своих книгах Пинкер предлагает совокупность тенденций, обусловливающих снижение уровня насилия, таких как переход от охотников-собирателей к сельскохозяйственным обществам, рост масштабов рационального мышления, "процесс цивилизации", длительный мир в Европе XIX века и др. В совокупности они вызывают "лучшие стороны нашей природы". Но тенденции не поддаются объяснению, причинные факторы каждой из них неясны, и мы слабо представляем себе, кто именно подталкивает эти события. Все это выглядит как естественный переход от варварства к цивилизации. Если бы все это было так просто. Пинкер парит над тяжелой политической борьбой, которую вели чернокожие рабы, женщины, граждане Кореи и многие другие, чтобы создать в реальном мире царство свободы - со всеми ее ограничениями. В ходе этой борьбы часто наблюдались огромные масштабы и интенсивность насилия, и эти события не фигурируют в статистических таблицах по количеству убийств или числу войн, которые велись в современный период. Насильственное кормление суфражисток, деятельность "эскадронов смерти" в Гватемале, пытки в американских тюрьмах, преступления против человечности и военные преступления в районе Великих озер в Африке, не считая геноцида в Руанде в 1994 г. - можно легко привести целый каскад примеров. Но они нигде не фигурируют в мировоззрении Пинкера. И они требуют признания, потому что мы никогда не можем просто предположить, как это делает Пинкер, что состояние человека будет естественно и неизбежно улучшаться.

 

Просвещение

Для Пинкера Просвещение означает приверженность "идеалам разума, науки, гуманизма и прогресса". Так оно и есть. Но один из центральных вопросов для деятелей Просвещения заключался в том, кто именно обладает способностью к разуму и, следовательно, может изучать и понимать науку, гуманизм и прогресс? Кто, таким образом, имеет "право иметь права?" - спросила Ханна Арендт в 1951 году. Ей предшествовал немецкий философ эпохи Просвещения Иоганн Готлиб Фихте, который в 1796 году писал: "Единственное истинное право, принадлежащее человеку... [это]: право ... приобретать права". 8 Какие гражданские лица и комбатанты подпадают под действие Гаагской и Женевской конвенций и, следовательно, защищены от самых страшных бедствий войны? Более чем поколение исследователей эпохи Просвещения, в значительной степени феминистских историков и политических теоретиков, показало, насколько ограниченными были взгляды Просвещения, когда речь шла о вопросах расы и пола.

После Колумбовой войны, начавшейся в 1490-х годах, европейцы пытались разобраться в мире, гораздо более разнообразном, чем тот, который они когда-либо знали. 9 Земной шар становился все более тесно связанным с перемещением народов и товаров, что еще более усилилось с появлением пароходов и железных дорог в XIX веке. Эпические миграции населения и насильственное порабощение африканцев привели к тому, что более 100 млн. человек покинули свои родные места не только в Европе, но и в Азии и Африке. Отдельные путешественники также оказались в разных уголках земного шара. Это были ученые, бизнесмены, миссионеры, правительственные эмиссары и искатели приключений. Они писали дневники, газетные статьи, мемуары и книги, некоторые из которых были широко известны. Они создавали каналы связи, благодаря которым о большом мире узнавала грамотная публика в их странах. Иногда они сталкивались с этим лично, путешествуя на торговых судах или участвуя в спонсируемых правительством исследованиях, как, например, великие естествоиспытатели Александр фон Гумбольдт и Чарльз Дарвин. Другие, как французский философ Монтескье, редко выходили за пределы своих поместий или вилл. Они сидели в своих библиотеках и читали литературу о путешествиях и научные отчеты - жанры, ставшие чрезвычайно популярными в XVIII-XIX веках, и размышляли о том, что означает этот огромный мир для европейцев и для человека в целом.

Аналогичным образом поступили африканцы, азиаты и жители Ближнего Востока. Столкнувшись с западной мощью, продукцией и идеями, они пересмотрели некоторые из своих собственных научных, религиозных и политических убеждений. Они не просто восприняли западные идеи, но и создали свои собственные синкретические реформаторские движения, которые смешивали и адаптировали новые модели, пришедшие с Запада, со своими исконными традициями. Фатх Али Шах, правивший Персией с 1797 по 1834 год; Мехмет Али, эффективный лидер и в конечном итоге хедив Египта с 1805 по 1849 год; ряд османских султанов, начиная с Селима III в 1789 году, - все они признавали необходимость реформ. Каждый путешественник, западный или восточный, северный или южный, глубоко осознавал разницу между людьми - между людьми в своей стране и в регионах назначения, а также внутри этих стран. Это вряд ли было новым явлением. Труды Фукидида и Геродота пестрят описаниями, в некоторых случаях весьма причудливыми, различных людей в известном мире, то же самое можно сказать и об образованных китайских и арабских путешественниках средневекового периода.

Однако два фактора в столкновениях XVIII и XIX веков были разными. Европейцы и североамериканцы, отправившиеся в путешествие за границу, часто - не всегда, но часто - искали доказательства для разделения человеческого рода по расовому признаку. Классификация мира природы была определяющей характеристикой научной революции и эпохи Просвещения, и она перешла в XIX век. Такие натуралисты, как Гумбольдт и Дарвин, внимательно наблюдали за горными породами, растительностью, видами рыб и животных. Большинство из них не могли удержаться от комментариев по поводу общества и политики. Подобно Каролюсу Линнею, великому шведскому ученому XVIII века и мастеру классификации, они проводили связи между анализом природы и миром людей.

От решимости классифицировать весь растительный и животный мир до классификации человека таким же строгим, якобы научным способом оставалось совсем немного. Линней был одним из тех, кто выдвинул идею расового деления человека на виды. Это деление никогда не было невинным; оно всегда было иерархическим, всегда относило одних людей - неизбежно европейцев - к категории людей, способных к высшему образованию и рациональному мышлению, а других - к варварам. Линней определил европейца как "изобретательного", азиата - как "меланхоличного", а африканца - как "хитрого, ленивого, беспечного". Такая интерпретация легко сочеталась с акцентом Джона Локка на наблюдательность и с разделением Монтескье человеческого рода на неизменные группы, основанные на географии и климате. Неудивительно, что Монтескье восхвалял жителей севера, хорошо управляемых англичан и скандинавов, которые создали свободу из ее истоков в германских племенах. Но африканцы, писал он, были вне конкуренции: "Вряд ли можно поверить, что Бог, который является мудрым Существом, поместил душу, особенно добрую душу, в такое черное уродливое тело. Ведь это так естественно - смотреть на цвет как на критерий человеческой природы". В этих двух коротких