Под соусом - Ханна Маккоуч

Утром я еще валяюсь на своем матрасе на полу, когда в дверь просовывается голова Джейми:

— Здесь ночью был мужчина или мне показалось?

— Мы пили ромашковый чай.

У Джейми загораются глаза. Она садится на край матраса, подтянув к груди костлявые колени, торчащие из-под белого махрового халата.

— И?

— Разговаривали.

— Целовались?

Я улыбаюсь, я в эйфории. Желудок кувыркается.

— Ну и как? — любопытствует она.

Я приподнимаюсь на локте. Не хочется выдавать всю глубину своего восторга, но и удержаться нет сил.

— Здорово! — Я обвожу пальцем губы.

— Щетина?

— Да, немножко. Натерла? Красные? — спрашиваю я, наклоняясь поближе, чтобы она рассмотрела.

— Похоже, это настоящая страсть, — поддразнивает Джейми.

Звонит телефон. Джейми вскакивает и пулей вылетает из комнаты.

— Одну минуточку. — Вбегает обратно, прижимая трубку к груди, и выдыхает: — Это он!

— Алло? — говорю я.

Джейми тихо закрывает дверь.

— Хотел сказать тебе «доброе утро».

— Доброе утро, — отвечаю я.

Кажется, я в тебя влюбилась.

— А еще хотел спросить, когда мы снова увидимся.

Чувствую себя царицей Савской. Готова позвать его прямо сейчас. Я сварила бы кофе, сбегала за круассанами. А потом… Но не годится так сразу поощрять мужчину.

— В воскресенье у меня выходной.

— Можно пригласить тебя пообедать?

— Пообедать? Отлично, — небрежно говорю я. А сердце колотится: бум, бум, бум!

Откидываюсь на подушку, глядя, как в окно льется утреннее солнце, и вспоминаю фотографию, которая висела в спальне у каждой старшеклассницы: художественно смятая белая постель в квадратах мягкого солнечного света. Представляю, как мы с Фрэнком валяемся на такой постели, нам тепло и уютно в нашей взаимной любви. А когда мы не занимаемся любовью, я пеку французские фруктовые пироги, жарю ягненка с розмарином и сладким маслом на травах. Бокал шампанского? Сливок добавить? А теперь иди сюда и поцелуй меня…

Я смотрю в зеркало и вздрагиваю: ну и ну, это уже не ежик, а форменный дикобраз. Ладно, бог с ним. Дикобраз, по крайней мере, задорный.

Февраль. На улице холодно, градуса два мороза. Я закутываюсь потеплее, выхожу из дому и еду по Вест-Сайдскому шоссе. Бедро еще немножко ноет после аварии, поэтому я не спешу: сначала нужно разогреться. Качу себе, слушаю плеер (на радио 104,3 крутят «Траффик» — «Искорка на высоких каблуках»), свободной рукой подыгрываю на воображаемой гитаре. Еду мимо шикарных яхт в лодочной бухте и до самой окраины Бэттери-Парк-сити, где отдаю честь статуе Свободы и подпрыгиваю раз пятьдесят. На моем горизонте мужчина! Чувствую крылья за спиной!

На бульваре я улыбаюсь совершенно незнакомым людям. Они смотрят на меня с удивлением. Может быть, им меня жаль. Может, они знают то, о чем в данный момент мне думать не хочется: что всякое счастье недолговечно, что то, благодаря чему у человека вырастают крылья, на самом деле не существует. Эта мысль быстро перерастает в навязчивую идею. Воображаю самые страшные варианты: он женат, у него подружка, он наркоман, отчаянный лжец, голубой, плевать на меня хотел, начнет пудрить мне мозги после первой же ночи. Мой бедный череп съеживается до размеров мячика для гольфа.

Что с тобой? К чему эти черные мысли? Все отлично, радуйся. Пусть так и будет. Ты заслужила немножко счастья.

Ноэль вызывает меня к себе. Он всю ночь гулял по кварталу с японцем Йоси, главным поваром суши из «Востока». Энергии у этого Йоси — на десятерых, он всегда улыбается, даже после двадцатичетырехчасовой попойки. Носит национальные деревянные сандалии и толстые белые носки. Я видела, как он бегает по кварталу на этих ходулях, словно спринтер мирового класса.

— Сегодня придет новенький, практикант, — сообщает Ноэль. На его обычно гладко выбритом лице пробивается щетина. Гель, всегда приклеивающий волосы к намечающейся лысине, отсутствует, и непослушная темная челка спадает на лоб.

— Я назначил его к вам с Пабло на холодные блюда. Покажешь ему, что есть что, красотка?

Эге, да наш славный малый сегодня сам на себя не похож. Я обещаю сделать все, что в моих силах.

Практиканта зовут Джейк, он из Миннесоты — закончил колледж и, прежде чем продолжить образование, решил погулять годик, посмотреть, что собой представляет кулинарный мир. Вынуждена признать, этот Джейк неплохо выглядит. Слегка заигрывает со мной, но, кажется, так он ведет себя со всеми, включая Ноэля. Практику в нашем ресторане — достаточно престижном — ему обеспечило сопроводительное письмо «шеф-повару Ноэлю Барджеру», где были такие слова, как «восторг», «преклонение», «виртуоз» и «бог». Я это знаю потому, что несколько дней назад Ноэль зачитывал нам письмо, переводя сложные места для Пабло и Хавьера. Чтобы не уронить себя в наших глазах, он обратил особое внимание на рекомендации Джейка (сомнительные, между прочим): менеджер в «Макдоналдсе» и повар-практикант в «Черной собаке» на острове Мартас-Винъярд в то лето, когда он закончил школу.

Напустив на себя авторитетный вид, я провожу для Джейка мастер-класс по сооружению салата, внушаю, как важно правильно определить количество соли, перца, заправки и трав. Перемешивая листья голыми руками, предварительно отмытыми до хирургической стерильности, я оборачиваюсь и вижу, что он скучает и даже позевывает, как будто ему не терпится перейти к вещам более серьезным и более интересным.

Не так-то просто добиться красивой формы салата. Один латук — еще полбеды, с ним управиться легко, его можно ломать, скручивать, ставить вертикально. Вся сложность в том, что Ноэль требует добавлять туда летний эндивий, краснолистный салат, эндивий зимний, цикорий и овощную валерианницу. (Валерианница эта выращивается на гидропонике, в питательном растворе, и по какой-то причине воняет так, что слышно за километр. Я указывала на это Ноэлю, но он отрицает наличие дурного запаха точно так же, как отрицает, что креветок для лучшей сохранности обрабатывают отбеливателем.) Попробуйте-ка запихнуть в салат хрустящий лист эндивия — он сразу развалит всю конструкцию. Сначала нужно сделать несколько заломов, и только потом устанавливать его — бережно, не дыша.

Джейку не дано достичь совершенства в выкладывании салата: у него получается скорее муравейник, чем небоскреб. Он вздыхает и ведет себя так, будто все это занятие — пустая трата его бесценного времени.

— Ну и к чему столько хлопот? Попроще нельзя? — ноет он.

Я, как истинный такомец, нудно объясняю, что Ноэль помешан на высоте. Салат должен выглядеть так. И точка. Зачем резать свеклу тонкими ломтиками? Чтобы обжарить их и воткнуть вертикально, как башенки, в картофельное пюре. Зачем нужны веточки розмарина? Не для вкуса. Они эффектно торчат из рыбного филе, словно перевернутые елки.