Записки из Города Призраков - Кейт Эллисон

– Оливия… так ты приходила, чтобы повидаться с Кэрол… не ожидал увидеть тебя. – Он похлопывает меня по спине, в другой руке крепко держит брифкейс, в котором, похоже, лежит что-то очень тяжелое.

– Да. – Я несколько раз моргаю. – Она сказала мне…

Он меня обрывает:

– Мне очень жаль, дорогая, но я опаздываю. – Он смотрит на часы. – Загляни к нам в самом скором времени!

Тед быстрым шагом уходит по коридору, а я занимаю его место в кабине лифта со странным ощущением, будто что-то не так. Я забыла, что Кэрол еще и адвокат Теда Оукли. Но, разумеется, именно он нашел Кэрол после того, как первый адвокат мамы неожиданно отказался вести ее дело.

Я прохожу мимо элегантного «БМВ» Теда и направляюсь к своей развалюхе, которая стоит в десятке ярдов. Поворачиваю ключ в замке, открываю дверцу, сажусь на чертовски горячее сиденье. Вставляю ключ в замок зажигания, завожу двигатель, включаю радио на максимальную громкость, чтобы заглушить древесных лягушек. В горло словно вставили камень.

Я перескакиваю с одной радиостанции на другую, выезжая со стоянки: сорок лучших, альтернативный рок… Наконец ловлю желанное: «…так солнце жгло, что я замерз, Сюзанна, ты не плачь». Внезапно лицо Штерна – это все, что я вижу, лицо напротив моего, слова, слетающие с его языка.

Я его слышу… клянусь, я его слышу, как будто он здесь.

«О, Сюзанна, не плачь ты обо мне. Из Алабамы еду я, и банджо на спине». У него такой забавный южный выговор. Я слышу его. Как будто он здесь. Как будто он поет рядом со мной.

И тут я осознаю: он поет рядом со мной.

Я подпрыгиваю, чуть не выезжаю на встречную полосу. «Господи! Штерн… Господи!» Я выравниваю автомобиль, сосредотачиваюсь на том, что едет впереди.

– Я до смерти замерз, Сюзанна, не плачь, не плачь обо мне. – Его волосы в еще большем беспорядке, чем при жизни.

– Перестань петь. Просто перестань, пожалуйста. – Я вырубаю радио. – Все кончено, Штерн, понимаешь? Моя мать призналась. Мириам Тайт убила тебя. Все кончено. – Он рядом, и я чувствую, как его кожа излучает холод.

– Послушай, Ливер, – говорит он, – призраки не появляются без причины, правда?

Я бросаю на него короткий взгляд. Его глаза сверкают. Так трудно отвернуться.

– Ты здесь потому, что я тебя выдумала. Это галлюцинация. Бред. – Горло перехватывает, я откашливаюсь.

– Ты знаешь, что это чушь, – мягко говорит он. – Даже если тебе легче в это поверить. Я здесь. Я говорю тебе правду. Посмотри на меня, Ливер.

Я только крепче сжимаю руками руль. Он вздыхает.

– Ты всегда была упрямой. Или нет?

– Я не упрямая. И взгляды у меня очень широкие. Господи… как смеешь ты, призрак, влезать в мою жизнь, когда я только пытаюсь сжиться со всем этим дерьмом, и еще говоришь мне, что я упрямая?

Он смеется.

– Ну, призрак я, призрак. А что делать? – Он наклоняется и обнимает меня. От неожиданности я дергаюсь, автомобиль чуть не слетает с дороги.

– Ты чуть меня не убил! – Я сильнее надавливаю на педаль газа, смотрю прямо перед собой. Внезапно я уже не грущу, потому что в ярости.

Штерн все еще сидит рядом со мной, напевает себе под нос «О, Сюзанну».

– Разве недавно я не спас тебе жизнь?

Я почти забыла его руки, обнимающие меня, силу, с которой он удерживал меня над волнами, пока я выкашливала воду.

– Может, не следовало тебе этого делать.

– Будь осторожна с желаниями. Смерть – не пикник, Ливер. Во всяком случае, я так не думаю. Правда, сравнивать мне все труднее: то, что было жизнью, забывается…

– Жизнь тоже не пикник, – отвечаю я. – Поверь мне.

А ведь так просто все закончить: резкий поворот руля влево. Я уже думала об этом. Но что-то всегда меня останавливает: какое-то неистовое желание жить. Я чувствую, как и сейчас оно пульсирует во мне, хотя другая сторона – Серое пространство – подкрадывается, искушает.

Какое-то время мы едем молча. Потом Штерн откашливается.

– Эльвира Мадиган: это имя тебе что-нибудь говорит?

– Эльвира Мадиган? – Я потираю лоб. Тупая боль нарастает между глаз. – Нет. А что?

– Точно не знаю. – Его глаза темнеют, он напряженно думает. – Вдруг это имя вернулось ко мне. Память подбросила. Но зачем и почему не знаю. Все в тумане. Многое в тумане. Может, оно и важное.

– Здорово. Еще одна «важность», с которой я должна разбираться, потому что ты слишком мертв и тебе под силу только появляться передо мной, подталкивая к мысли, что я безумна. – Я стучу рукой по рулю. Только сейчас отдаю себе отчет в том, как же я на него зла. Наверное, злилась давно: за то, что он ушел, за то, что испортил мне жизнь. И кричать на него приятно.

Но когда я поворачиваюсь к Штерну, торжествуя, он смотрит на меня, глаза его невероятно огромные, в них страх. И все его тело трясется, вибрирует, быстро-быстро.

– Что… что такое? – От ужаса леденеет в груди. – Я не хотела, Штерн. Извини.

Но слишком поздно.

Он ушел.

Опять.

– Штерн, – произношу я вслух, в гремящую тишину автомобиля. Ничего. И тут же злость сменяется стыдом и сожалением. Я все-таки надеюсь, что он вернется, потому что знает, как мне хочется верить в него.

Едва добравшись до дома, я усаживаюсь перед «Макбуком». Лицо Штерна стоит перед моим внутренним взором. Я вела себя с ним ужасно, злобная и жестокая.

Прежде чем успеваю себя отговорить, набираю в поисковой строке «Эльвира Мадиган». Выясняется, что она артистка датского цирка, которая заключила со своим бойфрендом договор о взаимном самоубийстве. Европейский режиссер снял фильм, основанный на событиях ее жизни. Какое отношение давно умершая датская циркачка имеет к моей маме или к убийству Штерна?

И однако… что-то это должно означать; не мог мой разум выдумать это имя. Или мог?

Я закругляю мой безрезультатный поиск, переключаюсь на почту. Три письма от подруг по художественной школе.

Роз Патель: «Обкурилась, чувиха. Отчасти». Обычное дело.

Мими Баркер: «Вечеринка «Ночь Дэвида Линча» вдвоем с крошкой Сэмми». Скорее это будет вечеринка «Ночь Дэвида Линча» с восьмьюдесятью. Насколько я помнила, Мими Баркер ходила только на такие.

Рита Тиммерман: «Принята в старшую независимую студию мистера Мозеса!!!»

Я долго смотрю на это письмо. Я могла бы попасть туда в этом году: так меня убеждали преподаватели, пока не начался весь этот ад. Независимая студия – элитный класс старшеклассников, куда ежегодно отбирают только двенадцать человек.

Раз уж я мучаю себе, решила я, то могу сделать еще один шаг и просмотреть альбом с фотографиями Штерна: сердце сжимается до размеров грецкого ореха, дыхание учащается, горло перехватывает.