Ученик убийцы - Робин Хобб

И я пошел за ним, молча, в одной ночной рубашке, не в силах объяснить, почему это делаю. Только потому, что от меня этого потребовали. Я последовал за ним к Двери, которой никогда там не было, и по узким ступеням винтовой лестницы, освещенной только фонарем, который он держал над головой. Его тень падала на меня, и я шел в колеблющейся темноте, ощупывая ногой каждую ступеньку. Они были сделаны из холодного камня, сносившиеся, гладкие и удивительно однообразные. И они шли вверх, вверх и вверх, пока мне не начало казаться, что мы уже забрались выше любой башни замка. Холодный ветер дул снизу, забираясь под мою рубашку и заставляя меня все больше и больше сжиматься, и не только от холода. Мы шли и шли, и наконец он открыл тяжелую дверь, которая тем не менее двигалась бесшумно и легко. Мы вошли в комнату.

Ее освещал теплый свет нескольких фонарей, спускавшихся с невидимого потолка на тонких цепях. Комната была большая, по крайней мере в три раза больше моей собственной. Одно место в ней привлекло мое внимание. Там стояла массивная деревянная кровать, заваленная пуховыми перинами и подушками. На полу лежали ковры, постеленные один на другой, всех оттенков алого, ярко-зеленого и синего. Кроме того, там был стол из дерева цвета дикого меда, а на нем стояла ваза с фруктами, такими спелыми, что я ощущал их аромат. Книги и свитки пергаментов были небрежно разбросаны по комнате, как будто не имели никакой цены для ее хозяина. Все три стены были задрапированы гобеленами, изображавшими открытую холмистую местность с лесистыми подножиями гор на заднем плане. Я двинулся к ним.

– Сюда, – сказал мой спутник и твердо повел меня в другой конец комнаты.

Здесь глазам моим представилось совершенно иное зрелище. Каменная плита стола, вся в пятнах краски и сажи, занимала главенствующее место. На нем лежали странные инструменты и принадлежности: весы, ступка, пестик и множество других вещей, которые я не мог назвать. Слой пыли покрывал многие из них, как будто то, для чего они предназначались, было заброшено много месяцев, а может быть, даже и лет назад.

За столом была полка, заваленная пергаментами, многие из которых были окаймлены синей или золотой полоской. В комнате стоял одновременно резкий и приятный запах: на другой полке сушились пучки трав. Я услышал шелест и поймал какое-то движение в дальнем углу, но человек не дал мне времени на исследования. Очаг, который должен был бы согревать этот конец комнаты, зиял холодной пустотой. Старые угли в нем казались сырыми и очень давно не зажигавшимися. Я наконец перестал осматривать комнату и взглянул на своего спутника. Страх на моем лице, по-видимому, удивил его. Он отвернулся и сам медленно оглядел комнату. Потом подумал немного, и я почувствовал исходящее от него смущенное раздражение.

– Беспорядок. Больше чем беспорядок, я полагаю. Ну что ж, верно, ведь прошло много времени. Больше чем много. Ладно, скоро мы все уберем. Но сперва следует познакомиться. Я думаю, что немного холодновато стоять тут в одной ночной рубашке. Сюда, мальчик.

Я двинулся за ним в уютную часть комнаты. Он сел в старое деревянное кресло, покрытое одеялом. Мои босые ноги благодарно зарылись в дремотное тепло шерстяного ковра. Я стоял перед ним в ожидании, а его зеленые глаза, казалось, пронзали меня насквозь. Несколько минут продолжалось молчание, потом он заговорил:

– Сперва позволь мне представить тебя тебе самому. Твоя родословная написана на тебе. Шрюд решил признать ее, потому что никакие отрицания никого бы не убедили. – Он немного помолчал, потом улыбнулся, как будто что-то позабавило его.– Позор, что Гален отказывается учить тебя Скиллу. Но уже много лет назад его изучение было ограничено из страха, что он станет слишком распространенным оружием. Готов держать пари, что возьмись старый Гален тебя учить, то быстро обнаружил бы хорошие способности. Но у нас нет времени горевать о том, чего не будет.– Он задумчиво вздохнул и некоторое время молчал, потом внезапно продолжил: – Баррич показал тебе, как следует работать и подчиняться. Две вещи, в которых сам он преуспел. Ты не особенно сильный, быстрый или смышленый – не думай, что ты такой. Но в тебе есть упорство, достаточное, чтобы взять измором любого более сильного, более быстрого или более сообразительного, чем ты. Это свойство опасно скорее для тебя, чем для кого бы то ни было. Но сейчас не это самое главное для тебя. Ты теперь человек короля. И ты должен понять, сейчас, немедленно, что это в тебе самое важное. Он кормит тебя, он одевает тебя, он следит, чтобы ты получил образование. И все, чего он сегодня просит взамен,– это твоя преданность. Позже он будет просить тебя служить ему. Таковы условия, при которых я буду учить тебя. Ты человек короля и полностью предан ему. Но если ты не таков, будет слишком опасно учить тебя моему искусству. – Он замолчал, и долгое время мы просто смотрели друг на друга. – Ты согласен? – спросил он, и это был не просто вопрос, а предложение заключить договор.

– Да, – ответил я и добавил, поскольку он ждал: – Даю вам слово.

– Хорошо. – Он сказал это очень сердечно. – Итак, перейдем к другому. Ты видел меня раньше?

– Нет. – Я внезапно понял, как это странно, потому что, хотя в замке часто бывали чужие, этот человек, по-видимому, был его обитателем долгое, долгое время, а почти всех, кто жил здесь, я знал если не по имени, то хотя бы по виду.

– Ты знаешь, кто я, мальчик? Или почему ты здесь? Я быстро отрицательно покачал головой в ответ на

оба вопроса.

– Вот и никто другой не знает. Так что позаботься о том, чтобы так оно и осталось. Пусть это будет тебе совершенно ясно: ты никому не должен говорить ни о том, что мы здесь делаем, ни о том, чему ты учишься. Это понятно?

Мой кивок, по-видимому, удовлетворил его, потому что он, казалось, расслабился. Он положил свои костлявые руки на колени.

– Хорошо. Хорошо, ты можешь называть меня Чейд. А как я должен называть тебя? – Он замолчал и ждал, но когда я не предложил ему имени, сказал: – Мальчик. Это не наши имена, но они подойдут на то время, пока мы вместе. Итак. Я Чейд, и я еще один учитель, которого Шрюд нашел для тебя. Ему потребовалось некоторое время для того, чтобы вспомнить о моем существовании, и еще время, чтобы собраться с духом попросить меня. А мне потребовалось еще даже больше, чтобы согласиться учить тебя. Но теперь все решено. Что же касается того, чему я буду учить тебя...

Чейд встал и подошел к огню. Он посмотрел в очаг, потом наклонился, чтобы взять кочергу, и помешал угли.

– Это умение убивать людей. Тонкое искусство дипломатического убийства. Или ослепление, или лишение слуха, или слабость в членах, или паралич, или изнурительный кашель, или импотенция. Или ранняя дряхлость, или безумие, или... ну, впрочем, это не имеет значения. Все это было моей работой. А теперь будет твоей, если ты согласишься. Только с самого начала знай, что я собираюсь учить тебя убивать людей. Для твоего короля. Не напоказ, как учит тебя Ходд, не на поле боя, где остальные все видят и придают тебе бодрости, нет. Я буду учить тебя отвратительному, тайному, изысканному способу убивать людей. Тебе это или понравится, или нет. Прививать любовь к этому не входит в мои обязанности. Но я удостоверюсь, что ты умеешь делать это. И я прослежу еще за одной вещью, потому что таково было условие, которое я поставил королю Шрюду. Что ты будешь знать, чему ты учишься, – я этого в твоем возрасте не знал. Итак. Я должен научить тебя быть убийцей. Это тебя устраивает, мальчик?