Демоны Хазарии и девушка Деби - Меир Узиэль

Малыши, идущие во главе каравана, обычно уставали до первой остановки, и у них не оставалось не листьев мяты ни лимонных корок.

На остановке их ожидал небольшой лагерь, шатер штаба и множество лотков, продающих горячие напитки, молоко с медом и пироги, булочки с сыром и зеленым салатом.

Покупали все, пили и ели. Матери забирали детей, часто жалуясь, ибо дети Хазарии клялись перед таким походом, что будут идти во главе каравана до нового места. Но каждый раз, и так во всех переходах тысяч поселений, в течение всех четырехсот лет существования империи, они выдыхались до первой остановки, и все возражения и протесты были впустую. Матери, которые видели своих детей уставшими, проявили упрямство и победили. И дети после первой остановки сидели тихо на телегах, сердясь, что им не дали возможности продолжать, но ножки их действительно устали после восьмикилометровой двухчасовой интенсивной ходьбы.

И теперь девушки вели караван, но на второй остановке и им было дано указание разойтись по семьям, отдохнуть, умыться и ждать поздних часов после полудня, когда их снова вызывали четырьмя звуками шофара. И они снова утраивали шум и представления на восьмикилометровом отрезке, который предстояло пройти в этот день и войти с песнями в ночной лагерь.

Все оставляли телеги, расстилали спальные мешки. Мужчины в талесах собирались на вечернюю молитву, а вокруг стояли женщины, смотрели и немного сплетничали.

Затем разжигали костры. Продавцы передвижных лотков драли три шкуры, отлично прокручивая свои дела, соблазняя вкусными изделиями из квасного теста накануне Пейсаха.

Становилось поздно. Молодые, одолевали естественную усталость, оставаясь вокруг костров, пили пиво, загипнотизированные языками пламени, но, в конце концов, и они оставляли костры, и это происходило обычно на второй-третий день похода, ибо дорога сильно утомляет. Засыпали на бизоньих шкурах, перебирая пальцами шерсть и взволнованно поглядывая на красивых девушек перед погружением в сон. Тишина и мгла накрывали всех, и звезды с высоты с любовью поглядывали на них. Если начинался дождь, быстро разворачивали легкие временные крыши и вычищали грязь, попавшую между пальцами ног.

Такой переезд из зимнего города в летний длился от двух до шести дней. В конце похода их ожидали дома в новом поселке, которые в большинстве своем были возведенные на том же обозначенном месте, как в предыдущие годы. И так в течение дня возникал поселок с теми улицами и номерами домов и теми же перекрестками, и он существовал полгода, а в увеличенный лунный год – семь месяцев.

Всегда были небольшие изменения. Семья, которая прибавилась, и значит возникал еще один дом на околице, или разбогатевшая семья купила у кого-нибудь более почетное место, и там возводила дом, расцвеченный с большим вкусом, более крупный загон для коз и более крупную конюшню, более изящно отделанные двери, больше флагштоков для стягов из большего количества шелка.

Или кто-то умер, кто-то развелся. Обо всем этом многое можно было найти в написанных семейных хрониках. Летний и зимний город были абсолютно одинаковы, как близнецы. Сам переход давал возможность хазарам избавиться от всего ненужного хлама, который накапливается без всякой нужды, так боролись с грехом накопления.

Самым прекрасным периодом был месяц Нисан, в котором до тринадцатого числа завершали возведение города и или села. Весна ликовала, заваливая мир цветами, сладким ароматом, птицами, и приближающийся пасхальный вечер придавал особую праздничность новому началу жизни. Это особое чувство, по которому скучали хазары, находящиеся далеко от дома по торговым и дипломатическим делам или будучи военными советниками в далекой Византии, Багдадской империи, Швеции. Или позже, когда уже не было их домов, и все было стерто водопадами забвения, они тосковали и плакали, когда ветер приносил знакомые запахи, но они уже не помнили, что это, почему и зачем.

Стерлись из памяти месяцы Ав и Элул, как говорится в знакомой песне. Кстати, строка хазарского поэта докатилась через неизвестных путешественников до Испании. Там услышал ее рабби Шмуэль Анагид, внес ее в свое стихотворение, затем это сделал поэт Натан Йонатан, а музыку написал композитор и певец Цвика Пик.

Тогда, в месяце Тишрей, за два дня до Судного дня, выходили в осенний путь к строительству зимнего города. Обычно, это была дорога на юг, но не всегда, порой спускались с горы в долину или уходили с берегов замерзшего озера в глубину страны, на восток и на запад и даже на север. Если эти переезды были в дни Суккот, то, конечно же, строили шалаши. И были такие города, местечки, села, возникшие в последние пятьдесят лет, которые планировали переезд именно в неделю Суккот, и заповедь сидения в шалашах, покрытых еловыми ветвями, благодаря этому выполнялась с большей прилежностью, согласно постановлениям мудрецов, блаженной памяти.

Каким великолепным было это странствие в Суккот, сколько пелось песен, сколько праздничных трапез под еловыми крышами, сколько танцев по кругу, парами, плясок с саблями, сколько соревнований по бегу с охотой на кролика, которого надо было поймать голыми руками, сколько упражнений с кинжалами, с луком и стрелами, по вечерам, в темноте. Сколько чудесного исчезло, и не было зафиксировано, и никто даже не верит мне, что это было, считая, что я все это выдумал. Они уверены, что ничего такого не произошло, и ничего такого не делали миллионы евреев в гигантской империи в течение четырехсот лет.

Напротив дома пчеловодов Гади и Малки расцвело вишневое дерево. И это было ясным знаком для каждого, что Малка и Гади не переносят свой дом в другое место.

Были и такие среди хазар, что не совершали это кочевье и оставались на месте летом и зимой. Есть ли в этом некое равнодушие к традициям? Нет. Это было определено заранее: пчеловодам оставаться на месте. Потому дом этот стоял на месте уже два поколения. И все же нельзя было обойтись вовсе без чего-то, связанного с кочевьем. Дом разбирался, все доски обстругивались заново, матрацы наполнялись свежим мягким сеном, снова выверялись размеры матрацев – восемьдесят на метр восемьдесят сантиметров – и этим решалась величина дома. Все было сдвинуто с мест, стены разобраны, кожа вычищена, каждая деталь пронумерована и перенесена на расстояние десяти метров.

Все это время жили под открытым небом. На третий день дом был вновь собран, каждая деталь была чиста от крошек квасного, и много накопившихся вещей было выброшено за ненужностью. Конечно, это не шло в сравнение с числом таких вещей, от которых избавлялись, перевозя дом на расстояние в шесть дней пути – на лошадях, ослах и верблюдах.

Домохозяйка в Хазарии предпочитала использовать лишь необходимые вещи. В доме у Гади и Малки скопилась уйма ненужных вещей по сравнению с другими домами, да и пчелиное хозяйство обросло множеством таких предметов. Потому Дуди сказал: «Давайте построим склад».

Вооружился топором и пилой, начертил план, и перед приходом Пейсаха рядом с домом уже стоял склад величиной с дом.