Художница из Джайпура - Алка Джоши

– Да.

– И сегодня. Эта ангрези. Она же наверняка богатая.

– У женщин бывают свои причины принять трудное решение. – Я поджала губы. – Я ни о чем их не спрашиваю. Мне незачем это знать.

Радха перевела взгляд на кровать.

– Как они тебя отыскали?

Я пожала плечами.

– Меня все знают.

– Кто они, эти мужчины?

– Самир Сингх – мой друг. Мы знакомы много лет. Второй, доктор Кумар, насколько я понимаю, старый друг Самира.

– Малик знает? – помолчав, спросила Радха.

Я еле заметно кивнула. Да.

– Последний вопрос – и начинаем уборку.

– Почему?

– Потому что я не смогу вкратце объяснить тебе сложные вещи. Это долгий разговор.

– Нет, я хотела сказать, почему ты это делаешь? Почему помогаешь женщинам избавляться от детей?

Сегодня ночью Радха услышала и увидела столько нового. У нее дрожали ноги, она, не отрываясь, смотрела на кровавое пятно на кровати.

Как объяснить, почему двое мужчин среди ночи постучали ко мне в дверь? Как объяснить, почему некоторые замужние женщины крутят романы?

Я вспомнила, что говорила мне свекровь, когда учила делать противозачаточные отвары. Мне было пятнадцать, я только-только вышла замуж. «Как я могу отказать этим женщинам, бети? Их земля высохла. Все содержимое их амбаров уходит в счет оплаты заминдару. Им не под силу прокормить тех малюток, которые ждут их дома. Им не к кому обратиться».

Моей сестре всего тринадцать. Простых объяснений недостаточно. Но я настолько устала, что не подберу правильных слов, не сумею объяснить так, чтобы она поняла.

И я повторила слова саас:

– Им не к кому обратиться.

С минуту мы молчали, думая каждая о своем.

– Идем на крышу, нужно постирать, – негромко проговорила я и сдернула с кровати запачканную простыню. Кровь Джойс Харрис пропитала даже джутовую сетку. Придется отмывать ее смесью золы и ги.

– Радха.

Она перевела взгляд с замаранной кровати на меня. В глазах ее читалась тревога.

– Ты сегодня была молодцом. Но об этом никому ни слова, акча?

Мне неприятно было просить ее об этом, но от ее молчания зависело наше благополучие. Если кто-то узнает о несчастье, постигшем миссис Харрис, я потеряю всех клиентов.

Я думала, Радха примется возражать. Но она ответила еле слышно:

– Хан-джи.

17 ноября 1955 года

Назавтра я разбудила Радху чуть свет, хотя обе мы спали недолго и беспокойно. Я показала ей, как растирать хну, и, к моему удивлению, паста для мехенди у нее получилась лучше, чем у меня. Старик Манчи явно не врал. Сестра даже предложила добавить в пасту чуть больше лимонного сока, чтобы краска держалась дольше. Я похвалила Радху, и она испуганно посмотрела на меня, словно не привыкла к добрым словам в свой адрес.

Записать ее в школу я смогу не раньше января, а до тех пор она будет ездить со мной и Маликом к клиенткам.

Первой моей клиенткой в тот день была Канта, одна из немногих, кто относился ко мне как к равной. Возможно, потому, что я была чуть старше – Канте только-только минуло двадцать шесть. Возможно, потому, что она, как и я, в Джайпуре была приезжей: родилась и росла в Калькутте, училась в Англии. А может, потому, что у нее тоже не было детей, хотя она отчаянно мечтала стать матерью.

Канта происходила из старинного рода бенгальских поэтов и прозаиков: ее отец и дед проводили время, сочиняя сонеты и собирая литературные салоны. «Женщины в Джайпуре читают только «Ридерз дайджест», – как-то пожаловалась она.

Не успела я подняться на веранду, как Канта уже распахнула передо мной двери, отодвинув слугу, семидесятилетнего Баджу. Он поправил марварский[15] тюрбан, пригладил длинные усы и сказал:

– Зачем вы так, госпожа!

Канте не терпелось услышать новости.

– Лакшми! Расскажи мне скорее, как все прошло у Парвати. Баджу, да не стой ты столбом! Отведи Малика в кухню и накорми. – Тут она заметила стоящую за моей спиной Радху, посмотрела на нее, потом на меня и воскликнула: – Арре! Да у меня, никак, двоится в глазах?

Я познакомила Канту с Радхой, объяснила, что та приехала в Джайпур учиться в государственной школе, и покосилась на сестру, дабы удостовериться, что такое объяснение звучит правдоподобно. Я зря беспокоилась. Радха, точно завороженная, глазела на Канту. Она рассматривала ее каре до плеч, стройные ноги в брюках-капри, блузку без рукавов, завязанную узлом на обнаженной талии. (Женщины традиционных взглядов, такие как Парвати, прятали пухлые животики под сари и скорее согласились бы пойти работать в бордель, чем оголить живот.)

Накрашенные губы Канты растянулись в широкой улыбке.

– Я всей душой одобряю женское образование! – Канта была из брахманов, ее родители относились к дочерям с уважением и внушали им, что они ничем не хуже мужчин. Даже отправили ее в английский университет.

Канта повела нас к себе в комнату, я же поглядывала на Радху, которая впитывала новые впечатления так же жадно, как пьет воду измученная жаждой газель. Просторный дом с квадратными диванчиками и голыми полами, на стенах – ни одного изображения раджи, рани[16], бога или богини; в Калькутте или Бомбее это обычное дело, в Джайпуре же в диковинку.

Радха замедляла шаг, чтобы полюбоваться висящими на стенах фотографиями в рамках: большой портрет Ганди-джи, Канта с мужем Ману перед колледжем, портрет Рабиндраната Тагора, одного из самых известных индийских литераторов (Канта была его дальней родственницей).

Радха подошла к фотографии стоящих рядом двух мужчин (один – в нарядном головном уборе) и постучала меня по плечу. Я тоже остановилась и взглянула на снимок.

Наблюдавшая за нами Канта пояснила:

– Слева Ману. А рядом его начальник, махараджа Джайпура. Правда, красавцы? – Она весело засмеялась и направилась дальше.

Муж Канты был руководителем хозяйственной службы дворца. Благодаря его высокой должности Агарвалы бесплатно жили в роскошном колониальном особняке, который некогда принадлежал англичанам. Впоследствии дом с шестью спальнями и участок поделили пополам; теперь тут обитали две семьи.

Мы вошли в комнату Канты, и она спросила:

– Ну что, Лакшми? Ману получит то, о чем мечтает?

Канта хотела было закрыть дверь, но тут дверь толкнули, и в комнату ворвалась ее свекровь.