У меня рак, как быть дальше? - Ранджана Сривастава

– А что думает Элизабет?

– Она говорит, что мне следует вернуться за работу и перестать впустую тратить чужое время, если я уже и так все решил!

– Питер, позвольте мне у вас кое-что спросить. Насколько вас беспокоит неопределенность? Я имею в виду неопределенность, связанную с тем, что вы полагаетесь на собственные инстинкты, в то время как вокруг вас столько специалистов, которые настойчиво предлагают вас вылечить.

– Да вообще не беспокоит. Интуиция меня никогда не подводила.

– Вот бы было больше людей, которые доверяют своим инстинктам так же, как и вы.

– Я внимательно выслушал всех врачей. Ни один из них не сказал, что мне нужно лечить рак. Каждый лишь упомянул, что есть возможность его вылечить. Я так понимаю, это две разные вещи.

Меня поразила проницательность человека, который называет себя простым и недалеким. Десятилетия кропотливой работы онкологов по всему миру принесли свои плоды – теперь достоверно известно, с какой вероятностью окажется эффективен тот или иной метод лечения. Тем не менее в научных данных слишком много нюансов, и всегда можно интерпретировать их по-своему. Стоит ли делать операцию только потому, что это возможно? Играют ли существенную роль дополнительные шесть недель жизни, полученные за счет применения химиотерапии? Что ж, все зависит от ситуации. Для тридцатилетней матери троих детей на счету каждый день. Для болезненной восьмидесятилетней вдовы, возможно, и нет. Готовы ли вы пойти на такие неприятные последствия воздействия токсинов, как, рвота, усталость или повышенный риск инфекции, в обмен на потенциальное продление жизни? Опять-таки, все зависит от того, насколько качество жизни для вас важнее ее продолжительности. Если вам двадцать четыре, то, определенно, дополнительные годы жизни значат для вас очень много. В шестьдесят четыре вы уже можете задуматься, стоит ли оно того, а в девяносто четыре и вовсе отказаться от рассмотрения такого варианта.

На следующей неделе я встретилась с Питером и его женой, чтобы удостовериться, что это был осознанный выбор. Мы договорились снова увидеться через несколько месяцев. Я сказала ему, что по его желанию всегда могу заказать дополнительный анализ на простат-специфический антиген (стандартный анализ крови для мониторинга рака простаты) и ничто не мешает нам в любой момент пересмотреть принятое им решение. Казалось, что он доволен возможностью подобным образом контролировать ситуацию, а на выходе сказал секретарю, что рад предоставленной отсрочке. Он не мог уснуть предыдущей ночью, опасаясь, что я поменяю свое решение.

Это было шесть лет назад. Питеру теперь восемьдесят восемь, он в отличной форме и по-прежнему продолжает в поте лица трудиться в своем саду. Ему пришлось нанять себе в помощники своего старшего внука, который пошел в деда в своей любви к садоводству. Через два года после выставления диагноза Питер решил, что не хочет сдавать никакие анализы. «Я чувствую себя превосходно, и мне не хочется знать, о чем говорят какие-то цифры», – заявил он. С такой логикой сложно было поспорить.

Скорее всего, Питер, как это часто случается с пожилыми людьми, умрет с раком простаты, а не от него. Он продолжает время от времени приходить ко мне на прием и в шутку говорит, что тем самым на общественных началах служит напоминанием о том, что рак далеко не всегда является приговором. Когда я вижу его, то не могу не думать о том, насколько хуже могла стать его жизнь, согласись он на предложенное лечение. Питер – это яркий пример ситуации, когда человек решает не перекладывать ответственность за принятие вопросов, касающихся его здоровья, на кого-то другого. Никто не мог в точности предсказать, какие именно будут последствия химиотерапии для Питера, однако сам он был уверен в одном – в том, что он хочет, чтобы последнее слово по поводу его судьбы было за ним. Это серьезный груз ответственности, однако в случае успеха такой подход может принести пациенту огромную пользу.

Пациентам вроде Питера с ранней стадией болезни выпадает счастливая возможность избежать токсичного воздействия, связанного с лечением, однако у многих других находят рак в поздней стадии, и им, как правило, химиотерапию настоятельно рекомендуют. Возможно, вы оказались в подобной ситуации и ожидаете начала курса химиотерапии, однако не уверены, стоит ли это делать. Откуда вы можете знать, насколько хорошо ваш организм перенесет ее последствия, а также, что гораздо важнее, насколько такое лечение окажется эффективным? Вы, скорее всего, задаетесь вопросом, поправите ли вы с помощью химии свое здоровье и продлите ли себе жизнь.

Еще тридцать-сорок лет назад варианты лечения были настолько же ужасающе скудны, как и наши знания о поведении рака. Химиотерапию применяли только для некоторых видов болезни, и она была беспощадно токсичной. Если первый курс химиотерапии оказался безрезультатным, но пациент при этом оставался в живых, то иногда появлялась возможность попробовать так называемые препараты второй линии, однако нередко приходилось признавать, что больному больше ничем нельзя помочь. Кстати говоря, паллиативный уход, в том виде, в котором мы его знаем сейчас, только начинал развиваться, и с неприятными симптомами помогали бороться по большей части словами и жестами сочувствия, вместо того чтобы тщательно изучать способы лечения для облегчения страданий пациента.

Тем временем за последние десять лет или около того наши знания в медицине разрослись до невиданных масштабов, что привело к не прекращающемуся и по сей день совершенствованию новых способов лечения. В результате мы получили изобилие доступных лечебных методик, а если учесть еще и многочисленные клинические испытания, проводимые в данный момент в разных уголках мира, а также обилие в интернете полезной как для врача, так и для самого пациента информации, то получается, что для самых распространенных видов рака вариантов лечения больше, чем среднестатистический онколог может применять на практике. Если единственный вопрос, который вас интересует, – это «Есть ли хоть какие-то шансы, что это лечение мне поможет?», то чаще всего ответ будет утвердительным. К сожалению, реальной пользы от такого ответа не особо много.

Перед тем как начать разговор о том, подходит ли вам выбранный вариант лечения, давайте немного разберемся с используемой терминологией. К стандартным терапиям или терапиям первой линии (будь то химио-, радио- или гормональная терапия, биологически направленная терапия или сочетание нескольких из них) относят, как правило, те способы лечения, которые были тщательно исследованы на большом количестве пациентов и продемонстрировали значительную эффективность в улучшении некоторых конкретных параметров, таких как вероятность рецидива заболевания, увеличение продолжительности жизни или снижение неприятных симптомов. Другими словами, существуют доказательства того, что они помогают пациентам, и было бы полезно вкратце ознакомиться с тем, чего именно от них стоит ждать.