На вершине власти - Владимир Гриньков

– Работник посольства. Фамилия – Хомутов.

Он хотел было добавить, что не сидел сложа руки, сигнализировал руководству, можно проверить, – но на это ему уже не хватило духу. Шеф сказал, не глядя на Гареева:

– Приведи-ка его сюда.

Тут Гареев понял, что погиб окончательно. Пересек улицу на непослушных ногах, окликнул Хомутова, спросил свистящим шепотом, прежде чем проводить в гостевой особняк:

– Ты как здесь, мать твою, оказался?

– Рога привез.

– «Рога»! – Гареев снова выругался. – Знаешь кто тебя вызывает? Председатель Комитета, член Политбюро!

Выговорил – и увидел, как посерело лицо Хомутова. Подтолкнул к двери:

– Давай живее!

Шеф уже восседал в кресле, лицом к двери, и когда Хомутов переступил порог, поздоровался первым, слегка наклонив голову, тронутую желтоватой сединой. Сесть ему не предложили, и Хомутов остался стоять, а позади него – Гареев.

– Как ваша фамилия, – спросил Шеф.

– Хомутов.

– А имя-отчество?

– Павел Иванович.

– В чьем хозяйстве работаете?

– Я переводчик.

– Переводчик? – брови Шефа приподнялись. – Какие же языки, позвольте полюбопытствовать?

– Джебрайский. Кроме того, знаю северное наречие. Английский – хуже.

Шеф поднялся из кресла и медленно обошел Хомутова.

– А в Союзе где работали?

– Преподавал в вузе.

– Семья?

– У него нет семьи! – поспешно сказал Гареев из-за спины Хомутова.

– Жены нет, понимаю, – протянул Шеф. – А родители?

– Нету. Умерли они оба.

Шеф вопросительно посмотрел на Гареева, тот побагровел, попытался что-то сказать, но раскашлялся. Шеф сложил губы в трубку, отвернулся и с минуту изучал гравюру на стене. Автобус уехал. В пустом дворе остались только охранники – не те, что прежде, другие. Шеф шагнул к окну, открыл, позвал:

– Быстрецов! Иди сюда! Да не к окну – в дом.

Когда охранник с фотоаппаратом вошел, он указал на Хомутова:

– Сними-ка этого молодца с разных точек. Аппарат у тебя любопытный, посмотрим, что за качество.

Фотографии были готовы в три минуты. Разложив их на столе, под лампой, Шеф долго молча их рассматривал, потом сказал, не поднимая головы:

– Вы, Павел Иванович, подождите на улице. Гареев, подойдите.

Когда они остались вдвоем, он спросил, кивнув на снимки:

– Не узнаешь?

Полковник пригляделся. Не вполне понимая, что именно от него требуется, покачал головой. Тогда Шеф на одном из снимков черным фломастером пририсовал Хомутову усы.

– А теперь?

Что-то знакомое почудилось Гарееву, но он все еще колебался.

Шеф развернул столичную газету, положил ее рядом со снимком. С портрета на газетной полосе на Гареева смотрел… Да-да, именно Хомутов смотрел на него с нечеткого клише, такой же, как на полароидовском отпечатке, где Шеф собственноручно пририсовал переводчику лихие усы.

– Ну, похож? – спросил Шеф и себе же ответил: – Поразительно! Вылитый товарищ президент!

И только сейчас Гареев сообразил, что вовсе не о Хомутове шла речь в газете.

Джереми Вуд был тем человеком, который разработал план убийства Фиделя Кастро с помощью отравленных сигар. Кубинец любил сигары, это было известно, и нередко ему преподносили их в подарок – во время визитов. Джереми Вуд предложил опылить табачные листья тетродотоксином – и вручить готовые сигары через какого-либо из многочисленных гостей Фиделя, даже не подозревающих о том, что таится в благоуханном ящичке. Дело зашло уже довольно далеко, когда разразился скандал: план операции из-за утечки информации был обнародован, в конгрессе были назначены слушания по вопросу о несанкционированных операциях ЦРУ, и Вуда поспешно сплавили в аналитический отдел, от греха подальше.

Буря пронеслась верхами, полетели некоторые головы, но Вуд уцелел, его даже не вызвали для дачи показаний в конгресс – и он уже решил было, что так и завершит свою карьеру на незаметной должности в аналитическом отделе, как вдруг о нем вспомнили. Джереми вызвали к высокопоставленной персоне, и спросили, что ему известно о Джебрае и его президенте Фархаде.

Вуд с самого начала принял решение отказаться от участия в операции, потому что история эта чересчур напоминала ту, давнюю, кубинскую, но ему дали понять, что ныне ситуация совершенно иная, у них есть поддержка на самом верху. Джереми, разумеется, не поверил, потому что знал, как все это будет происходить – без проблем, но только до той минуты, пока не случится какая-то осечка. Тотчас обнаружится, что ни в Белом доме, ни в конгрессе никто ни о чем не ведал, что ЦРУ снова вышло из-под контроля, и разразится гроза. Но отказаться ему не удалось, и уже через неделю он возглавлял группу, целью которой было устранение президента Фархада.

В день, когда информационные агентства сообщили о неудавшемся покушении на президента Джебрая, Вуд понял, что история с сигарами повторяется. Ему не пришлось долго маяться в неизвестности – позвонил помощник директора ЦРУ и сообщил, что его вызывает глава ведомства.

Шеф был мрачнее тучи, и с порога язвительно осведомился:

– Так, значит, это твоя специальная террористическая группа?

– Мальчики были неплохо подготовлены.

– Они даже стрелять не обучены! – раздраженно бросил шеф. – Промахнулись меньше чем с двухсот футов!

– От осечки никто не застрахован, – негромко, но твердо парировал Вуд.

– У них не будет возможности повторить попытку!

– Будет, – пообещал Вуд. – Мы владеем ситуацией. В группу внедрен наш человек. Он сообщил, что идет работа по подготовке повторного покушения.

– И как долго придется его ждать?

– Считанные недели, поверьте мне.

Шеф вздохнул.

– Если из этой истории будут торчать наши уши – тебе, Джереми, несдобровать, – посулил он.

– Я догадываюсь, – ответил Вуд.

Он говорил совершенно искренне, потому что с самого начала не был склонен обольщаться – в случае неудачи его сдадут первым и тогда припомнят все: и Фархада, и Кастро с его чертовыми сигарами.

Уланов вырвался в посольский городок всего на пару часов. Наудачу забежал к Хомутову и обнаружил, что тот сидит дома.

– Завидую, – буркнул Уланов. – Валяешься тут в тепле и буржуазном комфорте, а мы уже вторые сутки при машинах как собаки.

Хомутов пожал плечами с видимым безразличием.

– Что-то случилось? – сообразил Уланов.