Последняя битва - Клайв Стейплз Льюис

– Мечи наголо, – прошептал он остальным. – Стрелы на тетиву. За мной!

Остолбеневшие нарнийцы увидели, как семь фигур выскочили из-за стены Хлева; четверо из них в сверкающих кольчугах. Меч короля блеснул в свете костра, когда он взмахнул им над головой и закричал громким голосом:

– Здесь стою я, Тириан Нарнийский, во имя Аслана, что­бы доказать своей кровью, что Таш – это отвратительный демон, Обезьян – предатель, а тархистанцы заслуживают смерти. За мной, все истинные нарнийцы! Или будете ждать, пока ваши новые хозяева убьют вас одного за дру­гим?

Тархан Ришда с быстротой молнии увернулся от королев­ского меча. Он был не трус, и мог бы бороться голыми ру­ками против Тириана и гнома, будь в этом нужда, но он не мог сражаться с орлом и единорогом. Он знал, что орлы на­летают на человека, выклевывают глаза и ослепляют крыльями. И он слышал от своего отца (который встречался с нарнийцами в битвах), что с единорогом может сражаться лишь тот, у кого есть стрелы или длинное копье. Единорог становится на задние ноги, когда нападает, и приходится иметь дело одновременно с копытами, рогом и зубами. По­этому Ришда отпрянул в толпу и закричал:

– Ко мне, ко мне, воины Тисрока, да живет он вечно! Ко мне, все верные нарнийцы, а не то гнев Ташлана падет на вас.

Тут одновременно случились два события. Обезьян не мог справиться со своим ужасом так быстро, как тархан. Секунду или две он еще сидел, скрючившись позади огня и уставившись на новоприбывших. Тириан ринулся на жалкое создание, схватил его за загривок и потащил назад к Хлеву с криком: «Откройте дверь!» Поджин распахнул дверь. «Войди и выпей свое собственное зелье, Хитр», – воскликнул Ти­риан и швырнул Обезьяна в темноту. Но как только гном одним ударом захлопнул дверь, слепящая зеленовато-голу­бая молния сверкнула из Хлева, земля покачнулась, раз­дался странный шум, клекот и резкий крик, как будто кри­чала какая-то огромная охрипшая птица. Звери застонали, заревели и закричали: «Ташлан! Спрячьте нас от него». Многие попадали на землю и спрятали морды в крылья и лапы. И никто, кроме орла Остроглаза, не заметил, какое лицо было у тархана Ришды. Остроглаз понял, что тархан удивлен и испуган не меньше, чем все остальные. «Так бы­вает со всяким, – подумал Остроглаз, – кто вызывает богов, в которых не верит. Что с ним будет, когда они действи­тельно придут?»

И тут произошло единственное за эту ночь приятное со­бытие: все говорящие псы (а их было около пятнадцати) подбежали с радостным лаем к королю. Это были огромные псы с широкой грудью и сильной пастью. Когда они подбе­гали, то напоминали огромную, разбивающуюся о морской берег волну. Она точно так же обрушивается на вас. И хотя все они были говорящими псами, но вели себя как простые собаки. Они клали передние лапы на плечи людей, лизали их лица, и все сразу говорили: «Приветствуем! Приветству­ем! Мы поможем, поможем, поможем. Скажите нам, как помочь. Где нужна помощь? Где, гав, где?»

Это было так трогательно, что вы бы заплакали. Именно на это все и надеялись. И когда в следующую минуту не­сколько мелких животных (мышей, кротов, белок) примча­лись, визжа от радости и крича: «Смотрите, смотрите, мы здесь», и когда подбежали медведь и кабан, Юстэс подумал, что все еще может повернуться к лучшему. Тириан же вни­мательно поглядел вокруг и увидел, что остальные живо­тные не сдвинулись с места.

– Ко мне, ко мне! – закричал он. – Или вы стали трусами, и я уже не ваш король?

– Мы не осмеливаемся, – захныкали голоса. – Ташлан так сердит. Защити нас от Ташлана.

– Где говорящие кони? – спросил Тириан у кабана.

– Мы видели, мы видели, – запищала мышь. – Обезьян за­ставил их работать. Они привязаны внизу у подножья хол­ма.

– Тогда вы, маленькие, – сказал Тириан, – вы, грызущие, гложущие и раскалывающие орехи, бегите стремглав, уз­найте, на чьей стороне кони. Если они на нашей стороне, вонзите зубы в веревки и грызите их до тех пор, пока кони не будут свободны. Ведите их сюда.

– Будет исполнено, сир, – раздались тоненькие голоса, и взмахнув хвостами, остроглазый и острозубый народец убе­жал. Тириан с нежностью улыбнулся им вслед. Но надо бы­ло подумать и о другом. Тархан Ришда тоже отдавал прика­зы.

– Вперед, – кричал он, – возьмите их всех живыми, если сможете, и швырните в Хлев, или втащите туда. Когда они все будут внутри, мы подожжем Хлев и принесем их в жер­тву великой богине Таш.

– Ха! – сказал Остроглаз самому себе. – И он надеется так заслужить прощение Таш за свое неверие?

Вражеская линия, около половины сил Ришды, двигалась вперед, и у Тириана едва хватило времени, чтобы отдать приказания.

– Джил, на левую сторону, и попытайся стрелять как можно чаще, пока они доберутся до нас. Кабан и медведь рядом с ней. Поджин слева от меня, Юстэс справа. Держи правый фланг, Алмаз. Стань рядом с ним, Недотепа, и не забывай про свои копыта. Будь наготове и бей, Остроглаз. Вы, псы, позади нас. Нападайте на них, как только начнет­ся бой на мечах. Да поможет нам Аслан!

Сердце Юстэса билось ужасно сильно, но он надеялся, что не струсит. Ничто так не охлаждало его кровь (хотя он видел и дракона, и Морского Змея), как вид темнолицых и яркоглазых людей. Там были пятнадцать тархистанцев, го­ворящий нарнийский буйвол, лис Прохвост и сатир Регл. Тут Юстэс услышал слева свист тетивы, и один тархистанец упал. Снова засвистела тетива и упал сатир. «Отлично, доч­ка!» – послышался голос Тириана, и тут враги обрушились на них.

Юстэс не мог вспомнить, что происходило в следующие две минуты. Это было как сон (когда температура перева­ливает за сорок), пока он не услышал голос тархана Ришды, доносившийся издалека:

– Возвращайтесь и перестроимся.

К Юстэсу вернулась способность ощущать, и он увидел, что тархистанцы поспешно бегут назад к своим. Но не все: двое лежали мертвыми, один, пронзенный рогом Алмаза, другой – мечом Тириана, лис лежал мертвым у его собст­венных ног, и Юстэс удивился, поняв, что именно он убил его. Буйвол тоже лежал со стрелой Джил в глазу и раной от клыков кабана в боку. С их стороны тоже были потери. Три пса были убиты, а четвертый ковылял сзади на трех лапах и жалобно стонал. Медведь лежал на земле. Он пробормо­тал пересохшим ртом, сбитый с толку всем, что произошло: «Я не… понимаю…», положил свою большую голову на тра­ву, тихо, как ребенок, который собирается заснуть, и боль­ше уже не поднялся.

Действительно, первая атака тархистанцев была неудач­ной, но Юстэс не успел обрадоваться этому: он ужасно хо­тел пить, и у него болела рука.

Когда потерпевшие поражение тархистанцы вернулись назад к командиру, гномы стали насмехаться над ними: