След на весеннем снегу - Людмила Мартова

мне верить, – вздохнул он. – Иногда я сам себе не верю. Отведите собаку в дом, Мила, я буду ждать вас в машине.

В школе, разумеется, только и разговоров было о вчерашнем убийстве и о том, что «англичанка» нашла клад. Второе, разумеется, меркло в сравнении с поножовщиной. Еще из книги Николая Валевского Мила знала, что древние монеты тут находили довольно часто. Сам старый учитель, купивший участок, на котором когда-то располагался старинный храм, и обследовавший его с металлоискателем в поисках обломков церковного колокола, тоже находил несколько монеток, серебряных и медных.

Конечно, в горшке, вырытом Кактусом, монет было много, но в целом стоимость клада все равно не была такой уж значимой, чтобы о ней говорили взахлеб. Правда, нашлись и те, кто два события, произошедшие воскресным утром в Кузнечной слободе, связывали между собой.

– Может, Серегу-то убили за то, что он про клад знал да хотел его забрать? – спросила у Милы маленькая, кругленькая, почему-то в одном и том же кримпленовом платье учительница биологии Ирина Сергеевна с выпученными от базедовой болезни глазами, которую ученики меж собой, как знала Мила, называли «жабой». – То есть его конкурент какой убрал, а пока они между собой разбирались, вы, Камиллочка, их и обошли на повороте.

Выпученные глаза светились таким острым любопытством, что Миле стало смешно.

– Никого я на повороте не обходила, Ирина Сергеевна. Я просто гуляла с собакой. Вы мне лучше скажите, а дом этот брошенный, на территории которого клад оказался, он чей?

– Так государство выкупило, – с недоумением посмотрела на нее биологичка. – Там же дорогу к аэропорту будут строить. Вот все участки на окраине Кузнечной слободы и выкупили. Вы же знаете, Камиллочка, что из-за этого воспитанницу Валевского и убили. Его-то участок в результате государству и так отошел, без всяких денег. Наследников-то не было, а директор интерната Сыркин убийцей оказался, а потому наследовать никак не мог. А еще пять участков выкупать пришлось. Государственные они теперь.

– Этот-то у кого конкретно выкупили? – спросила Мила с досадой.

Ей часто было непонятно, как не очень умные и быстро соображающие люди умудряются еще учить чему-то других. Ирина Сергеевна не поражала интеллектом, если честно.

– Да его не то чтобы выкупили, скорее на другое жилье поменяли. Дом-то видела, совсем же развалюха покосившаяся, в землю вросшая. Семья Кедровских там до последнего времени жила. Бабка-то у них, Аполонией звали, дельная была, в советские годы в ателье работала, потом на дому шила. Весь Малодвинск к ней ходил, если надо было простыни подрубить или пошить чего несложное. Работящая была, непьющая. Старший сын у нее в Афганистане погиб, а младшая дочка непутевая с юности оказалась. Я-то знаю. Классной руководительницей я у них была. Аполония ничего с Полинкой сделать не могла. Уж и драла ее, и дома запирала, и в колонию сдать обещала, а только все впустую. С юности девка пила да гуляла. Только и делала, что матери в подоле внуков приносила. А та знай воспитывай.

Признаться, Мила слегка запуталась. В восьмом классе у нее учились брат и сестра Кедровские, Витя и Оля. Плохо учились, надо признать. В голове у нее что-то щелкнуло, вспомнилась утренняя пьянчужка, представившаяся Полиной Егоровной и утверждающая, что дома ее ждут сын и дочь, двойняшки. Что ж это получается, это она и есть та самая беспутная Полинка, приносившая матери в подоле, которой, если верить биологичке, принадлежал раньше дом, под которым оказался зарыт клад?

– Погодите, Ирина Сергеевна. Это семьи Вити и Оли Кедровских дом?

– Бабки их Аполонии. Когда она померла, дом в наследство Полинке остался. А она, известное дело, только пьет да гуляет. Не работает нигде. Ни за домом, ни за детьми не смотрит. В общем, когда участки стали выкупать, никто в здравом уме Полинке деньги бы в руки не дал. Ей ее долю квартирой в городе отдали. Двухкомнатная, добротная, с отоплением и горячей водой. О дровах заботиться не надо.

– На Сокольничьей, – пробормотала Мила.

– Вроде да. Я не интересовалась, мне без надобности. Но этой зимой дети хоть не мерзли, а раньше-то бывало, когда дров, понимаешь, не было…

– А на что же они живут, если эта женщина нигде не работает? Дети что едят?

– В школе бесплатно обедают. Да и пособия на двух детей государство все ж таки платит. Как малообеспеченным. Ну и старший брат у них еще есть, Антоном зовут. Он на фанерном заводе работает. Живет отдельно и матери денег не дает, конечно, знает, что пропьет, но продукты приносит. Да и Вите с Олей помогает, то одежду покупает, то канцтовары. Не бросает их.

– Что же они при переезде горшок с монетами не забрали? Или не знали о нем?

– А может, и не знали. Аполония от Полинки с детства все прятала. Девка-то была чисто клептоманка, все тащила, что плохо лежало. А уж потом, как пить начала, так и вообще. Как Аполония слегла, так она из дома чуть ли не все вынесла. Если от предков чего ценного и оставалось, так неудивительно, что Аполония сховала все надежно да с дочерью местом схрона делиться не спешила. Пропила бы все равно.

– А в результате дом достался государству, и теперь клад принадлежит ему, а не детям, которым положенная за него сумма очень бы даже пригодилась.

– А кстати, ты-то со своей долей что делать будешь? – биологичка буравила Милу острым взглядом. – Ты же клад нашла. Или все-таки Васин? Вы вообще с Олегом Ивановичем чего вдвоем в Кузнечной слободе делали? И глаз тебе кто подбил? Неужто он?

Прозвеневший звонок, к счастью, лишил Милу необходимости отвечать. Первый урок у нее был как раз в том самом 8 «В», в котором учились Витя и Оля Кедровские. Почему-то сегодня она смотрела на них с болезненным любопытством. Как должны выглядеть дети, чья мать ночевала в сугробе под кустом и добрела до дома, когда им уже нужно было убегать на уроки? Ели они сегодня что-нибудь или пришлось обойтись без завтрака?

Выглядели они, впрочем, как обычно. Потертые, но чистые джинсы, черные одинаковые толстовки. Светлые головы. У Вити коротко стриженная, а у сестры его с длинными волосами, собранными в аккуратный хвостик. Не толстые, но и не изможденные. Лица открытые, славные, глазки умненькие. Оле английский давался легче, чем Вите. Точнее, мальчик просто откровенно забивал на домашние задания и на зубрежку, без которой выучить иностранный язык невозможно. А вот Оля старалась, и если в первой и второй четверти у нее по английскому языку выходила тройка, то сейчас Мила была уверена, что в третьей четверти поставит девочке заслуженную четверку.