Я (не)буду твоей - Арья Данте

как ты выразилась, мое амурное похождение, так это ты, Ванда, — один его шаг и я с ужасом наблюдаю, как за его спиной закрывается дверь в мою квартиру. В эту самую секунду я ненавижу его как никогда!

— Серьезно? Я могу уже начинать прыгать от зависти?

— Можешь, — кивает патлатый упырь, — только давай так, чтобы мы в этот момент оба были голыми, — и вдруг подмигивает мне и улыбается.

— Святой Космос, ты отвратителен! — не выдерживаю я и с отчаянием понимаю, что по моей щеке ползет слеза.

— Заканчивай истерику, моя хорошая. Какого хрена я сейчас должен смотреть весь этот концерт? — его показное спокойствие вмиг слетает, как шелуха, а глаза вспыхивают раздражением.

— Уходи! И никогда больше сюда не возвращайся! Давай, руки ноги и вперед, в счастливое семейное будущее к своей Амаль, — я зло отираю еще одну слезу-предательницу и смотрю на потолок. Я не хочу быть жалкой, но и терпеть это все нет сил.

— Я тебе говорил сидеть и ждать меня? Говорил. Какого черта ты поперлась туда?

— И Слава Космосу, что поперлась! — в отчаянии срываюсь я на крик, — Теперь я хотя бы в курсе того, насколько ты аморальный и беспринципный ублюдок!

— Вот только не надо строить себя удивленную моралистку. А-то ты не знала, кто я такой и то, что давно помолвлен?

— Ну так я и не знала!

— Перестань врать, Ванда. Все в курсе. Это информация есть даже в открытом доступе в моем профайле.

— Перестань корчить из себя пуп Вселенной. Что же ты не обмолвился об этой маленькой детальке, когда первый раз звал меня на свидание? Или ты хочешь меня убедить в том, что так обычно и бывает? Чушь! Зачем бы я интересовалась твоей биографией? — я была в тихом ужасе от его жизненных установок. Он что реально думает, что я все знала и добровольно пошла на такую низкую связь?

— Затем, моя хорошая, чтобы узнать получше того, кому даешь добро совать язык, пальцы и член в некоторые свои отверстия.

Это дно!

— Пошел на хрен! Убирайся! Немедленно, черт тебя дери! — я отказывалась верить в то, что он мне только что сказал. Это какой-то долбанный сюр, я просто сплю и мне снится ужасный, отвратительный кошмар. Вот и все!

Кил вдруг тяжело вздохнул и сжал переносицу двумя пальцами, будто это не он мудак, а я долбанная истеричка, закатывающая ему скандал на ровном месте. Делов-то, правда? Подумаешь, невеста…Баб много, а драгоценный нефритовый жезл между ног этого козла всего один и надо всех осчастливить, даже если кто-то об этом даже не просил, мать его ети!!!

— Дверь там, — я указала в сторону выхода и замерла, в отчаянии умоляя свой подбородок не дрожать от, накатывающей на меня, истерики. Хаос Первозданный, за что мне все это?

Он еще раз пронзительно посмотрел на меня, затем развернулся и двинул в сторону выхода. Но, взявшись за ручку, не спешил открыть дверь, а замер. Я убью его, если он скажет мне еще одно мерзкое предположение о моих нравственных установках и этических нормах. Казалось бы, куда еще ниже нам было падать в этом театре абсурда, но я чертовски ошибалась.

— Ладно, малышка, — он разворачивается и вновь проходит в комнату, останавливаясь рядом с креслом, за которым я прячусь, — Одна ночь. Сколько ты хочешь?

Я в ступоре. Я совершенно не понимаю, что он несет. Или просто это защитная реакция моего заторможенного мозга, не обрабатывать информацию там, где меня пытаются еще больше втоптать в грязь.

— Что? — видимо мне мало завуалированного непристойного предложения. Чертова мазохистка.

— Хватит этой показухи, Ванда, цену ты себе уже набила, дальше перебор. Переигрываешь. Я задал вопрос и жду от тебя ответ, — он предельно спокоен и до безобразия уверен в себе и в том, что я должна, в который раз прогнуться под его низменные желания.

— У тебя что там мозг поплыл от чувства собственной значимости, дубина? — я не понимаю, зачем вообще веду с ним этот глупый разговор, но от чего-то не могу остановиться. Наверное, мне это надо — узнать на сколько именно этот мужчина гадкий и отвратительный.

— У всего есть цена и я хочу узнать твою. Мне много не надо, — он улыбается. Это фиаско — мои душа и сердце плачут, а ему смешно.

— Да? А сколько нужно заплатить тебе, чтобы ты навсегда исчез с моих радаров? — меня тошнит от его присутствия, я чувствую, что еще немного и меня понесет.

— Один раз, но только своим телом.

И все! Меня взрывает! Я отказываюсь терпеть все эти свинские, развратные разговоры и предложения. И его тошнотворную персону я тоже отказываюсь терпеть. Я, как по щелчку, рассыпаюсь на миллионы мелких частиц и через окно вылетаю на улицу, туда, где на парковке стоит его блестящий навороченный спортивный флай.

Я не возвращаюсь в тело, а просто опутываю эту дорогостоящую металлическую игрушку своей разрушительной энергией, словно щупальцами, и начинаю давить. Изо всех сил, представляя, что это хрустит шея конченного патлатого слизняка! Это музыка для моих ушей — скрежет металла, треск лобового стекла. Вот так, чертов полиморф, точно так ты раздавил меня сегодня.

Я отстраненно наблюдаю за тем, как он выходит из резиденции. О, да! Тихое бешенство еще лучше, чем истерика. А, тем временем, его флай продолжает трещать по швам и звуки деформации звучат так сладко, так отрезвляюще прекрасно. Последнее отчаянное усилие и на землю прозрачными крошками осыпаются стекла и зеркала, а потом и сам флай падает кучкой искорёженного металла и пластика.

Я ввинчиваюсь в его мозги и посылаю четкое, безапелляционное предупреждение:

«Больше никогда не попадайся на моем пути, иначе на месте этой железяки окажешься ты, жуткое чудовище!»

Глава 15

Ванда

Я уношусь, стремительно, стараясь не оглядываться на того, кто остался стоять на парковке у своего разбитого, покореженного флая. Он зол, он смотрит на меня даже не с ненавистью, а с полнейшим равнодушием. Это невыносимо. Самая страшная в мире эмоция — это равнодушие. Уж поверьте мне, теперь я это точно знаю.

Я не могу сказать сколько я дрейфовала без тела в воздушном пространстве Терраты, но возвращаться я боялась. Во-первых, потому что там опять мог быть он. А во-вторых, потому что я вновь начну лить слезы по тому, кто этого в принципе не заслуживает. Нет, надо выдохнуть и просто сказать «спасибо» мирозданию за то, что так быстро открыло мне глаза на истинную гнилую и смердящую личину этого патлатого