Сердце убийцы - М. Джеймс

с балдахином и опустился на колени, раздвигая мои ноги, чтобы иметь полный доступ к моей и без того мокрой киске.

Что-то глубоко внутри меня сжимается при этом воспоминании, мое тело сжимается от вновь возникшего желания. Казалось, что он съедал меня целую вечность, по крайней мере, по сравнению с другими мужчинами, с которыми я была, умело облизывая меня, когда начал узнавать, что мне нравится больше всего. Он был полон решимости довести меня до оргазма, чего я раньше не испытывала, и когда я попыталась сказать ему, что ему не обязательно продолжать, пока я не кончу, он шикнул на меня, шире раздвинул мои бедра и продолжил.

Я тяжело сглатываю при воспоминании, скольжу рукой ниже, по животу, пока пальцы не оказываются чуть выше складочек. Даже не прикасаясь к себе, я знаю, что не такая уж мокрая. У меня остались приятные воспоминания, Гриша отказался позволить мне заняться с ним любовью в ту первую ночь, настаивая на том, что он хотел, чтобы наш первый раз был посвящен исключительно моему удовольствию. Он воспользовался презервативом без моей просьбы, разделся, пока я все еще лежала, дрожа, на кровати после моего первого оргазма, а затем медленно скользнул в меня, трахая в медленном ритме, который заставил меня кончить снова, прежде чем он, наконец, достиг своего собственного оргазма некоторое время спустя.

Это было хорошо. Секс с ним всегда был хорош, и становился все лучше по мере того, как мы узнавали тела друг друга. Но теперь все это настолько запятнано осознанием того, что он натворил, что все это время был женат, что все это время трахал других женщин, что для него ничто из этого никогда не было таким реальным, как для меня, что я не могу найти в себе желание, которое пытаюсь вызвать. Я не могу заставить себя снова захотеть его, по правде говоря.

Непрошеные мои мысли возвращаются к тому, что было раньше, к тому, что я почувствовала, когда Левин прижал меня к двери, когда я прижалась к нему и поняла, какой он твердый. Такой охуенно твердый, словно железо натягивает его джинсы, и охуенно огромный. Я пытаюсь представить, как он мог бы выглядеть обнаженным, и это намного проще, чем должно быть. Гораздо проще представить, как он вернется слишком рано, войдет сюда и обнаружит меня обнаженной, мокрой и разгоряченной в ванне, мои пальцы спускаются к верхушке бедер. Слишком легко представить, как он снимает рубашку, темные волосы, которые могли бы покрывать его широкую мускулистую грудь, спускаются по рельефному прессу туда, где я могла бы увидеть этот толстый, ребристый член во всей его красе, твердый и жаждущий меня.

Сама того не желая, мои фантазии ускользают от меня. Я представляю, как он стоит там, эти пронзительные голубые глаза прикованы к моему телу, жадно впитывая каждый дюйм моей обнаженной плоти, в то время как его рука обхватывает себя, начиная медленно поглаживать.

Когда мои пальцы скользят дальше вниз, между моих складочек, я обнаруживаю, что я мокрая не только от воды. Влажный и набухший, мой клитор слегка пульсирует под моими прикосновениями, когда я начинаю потирать его, представляя Левина, стоящего там, представляя, что он наблюдает за мной, что мы возбуждаемся друг от друга. Я представляю, как он угрожает снова связать меня, говоря, что, если я попытаюсь убежать, он привяжет меня к кровати, и я не смогу убежать. Что, если я не приду за ним, он свяжет меня и заставит кончить.

Это не должно вызывать во мне прилив желания, не должно заставлять меня тянуться другой рукой, просовывать в себя два пальца, когда я яростнее тру свой клитор, представляя, что это его толстые пальцы, что влажные струйки воды на моем клиторе, когда я тру быстрее, жестче, – это его язык.

Мысль о том, что он стоит здесь и приказывает мне кончить за ним, не должна заставлять каждый мускул в моем теле напрягаться от внезапного, восхитительного удовольствия, которое пронзает меня, подводя к самому краю блаженства, когда я выгибаю спину, откидывая голову назад на край ванны. Я засовываю пальцы в себя, чувствуя, как моя киска сжимается вокруг них, неистово потираю клитор, когда раздвигаю бедра в воде, представляя, как он стоит надо мной, приказывая мне кончить снова голосом с сильным акцентом, в то время как он поглаживает сильнее.

— О боже! Я вскрикиваю, когда оргазм настигает меня, вода брызжет на мою кожу, когда я представляю, что это его сперма стекает с его члена на мою грудь, живот и бедра, когда он тоже кончает, и я сжимаю бедра вокруг своих рук, прижимаясь к собственным пальцам, когда оргазм прокатывается рябью и сотрясает меня, удовольствие переполняет все мои чувства, пока я не начинаю задыхаться и громко стонать, не отдавая себе отчета в том, где я нахожусь.

А затем, наполовину шокированная, я прихожу в себя, когда удовольствие отступает, и погружаюсь в ванну, мое лицо пылает от осознания того, что я только что сделала. В гостиничном номере по-прежнему тихо, никаких признаков того, что он вернулся, но Левин мог вернуться в любой момент и услышать, как я визжу от удовольствия в ванне, и какие идеи пришли бы ему в голову тогда?

О чем, черт возьми, я только думала?

Я должна взять себя в руки. Я в опасности, гораздо большей, чем я думала вначале, и это не тот способ, которым я должна справляться с этим. Ни в малейшей степени.

Я не могу позволить себе хотеть Левина Волкова.

Ни секундой больше.

9

ЛЕВИН

После разговора с Владимиром мне ничего так не нужно, как выпить чего-нибудь покрепче, кроме, может быть, женщины, но сейчас это вряд ли вариант. Я сажусь за стойку бара, заказываю первоклассную водку со льдом и с благодарностью принимаю ее, когда бармен приносит ее, пока я обдумываю варианты.

Единственное, что можно сделать прямо сейчас, это продолжить разговор с Лидией и попытаться получить информацию о Грише. Пока она кажется сговорчивой, угроза ее бабушке держит ее в узде, хотя я чувствую себя дерьмово каждый раз, когда думаю об этом. Я ни в коем случае не мягкий человек, но мне не нравится идея морить голодом беззащитных старушек или выставлять их на улицу для достижения наших целей.

Я не думаю, что в этом будет необходимость. Лидия, кажется, понимает серьезность ситуации, настолько, что я чувствовал себя комфортно, оставляя ее наверху на некоторое время, хотя и с запертой снаружи дверью. И