Художник кошмаров 3 - Владислав Андреевич Бобков

* * *

Все последние недели Баал и Лилит проводили дни напролет, преследуя и изничтожая любых зверей, что попадались им на пути. Более того, пользуясь своим положением, я приказал нескольким отрядам практиков и монахов ловить и не убивать зверей сразу, принося их ко мне, чтобы я мог получить прибавку к силе после их уничтожения.

Таким образом, мой день имел очень плотный график, когда я старался успеть всё и сразу. А именно: личные тренировки, организация распорядка практиков, объяснение того, чего я хочу от них и наконец, получение энергии от убитых моими рисунками.

Неудивительно, что с такой помощью прошло относительно не много времени, как я почувствовал готовность к прорыву.

Помня о том, как чуть было всё не закончилось плохо, на этот раз я хорошо подготовился, заставив своё тело впитать буквальный максимум ци.

Если я не готов сейчас, то не буду готов никогда.

После создания стольких разумных рисунков, появление ещё одного должно было стать рутиной, но его будущий высший ранг вносил свои коррективы. И я собирался ещё сильнее повысить ставки, использовав лучшие ингредиенты для рисования из всех доступных.

После смерти высших зверей на руинах Денали, люди Рамода бережно собрали и сохранили кровь дракона и птицы. Даже спустя время столь могущественный реагент продолжал истекать ци, что было отличной новостью.

Однако этого всё ещё было недостаточно. И здесь в дело вступала причина, какой именно я хочу создать рисунок.

В этот раз, в отличие от ситуации с той же Лилит, мне ничто не мешало творить. Гигантское белое полотно, лучшие держатели, кисти и краски.

Сама работа проводилась в огромном помещении, вокруг же здания все люди были убраны, чтобы даже случайное слово или звук не мешали моей работе, от чего вокруг стояла мертвая тишина, нарушаемая лишь шорохом кисти. Остальные мои рисунки тоже были снаружи, с нетерпением ожидая своего будущего товарища.

Закончив с нанесением наброска, я наконец почувствовал готовность к прорыву.

Подхватив колбу с кровью Таймин, я вылил её в специально подготовленную чашу, туда же отправилась и кровь высших зверей. Специальной кисточкой я начал размешивать смесь, постепенно добавляя в неё свою ци, от чего полученная жидкость замерцала и заклокотала, пузырясь и меняя цвет.

Отложив подготовительную кисть, я взялся за рабочую и отпустил невидимую пружину внутри меня, запустив процесс возвышения.

Падающий сквозь окна свет словно бы стал темнее и пошел рябью.

Мои губы пересекла злая усмешка. Кажется, кое-кто почувствовал, что я собираюсь сделать.

Глава 11

Кисть с мерцающей краской касается полотна и по воздуху проходит очередная рябь.

Свет чувствует моё желание воспользоваться им против его согласия. Мой сегодняшний акт творения — чистое насилие, заключенное в рамках искусства. Принуждение, выраженное в жестокой насмешке.

Я продолжал рисовать, а мир вокруг меня начал корчиться и распадаться. С каждым взмахом кисти я всё больше и больше не мог полагаться на свои органы зрения, ведь они предали меня, встав на сторону их истинного хозяина.

Моё святотатство смогло привлечь внимание всех заинтересованных сторон и вместо того, чтобы чувствовать суеверный ужас, я был в катарсическом восторге от той публики, что сегодня собралась, чтобы оценить мой талант.

Чем могли похвастаться мои величайшие предшественники? Они рисовали героев и тиранов, великих правителей и генералов, оставивших о себе память на тысячи лет. Но они рисовали для людей и самих людей, в то время как я рисовал для чего-то большего.

Мои глаза давно ослепли, навсегда лишённые возможности когда-либо увидеть мир. Я откуда-то знал, что эту травму не смогут вылечить даже практики целители. Мне не дано было осознать случившееся своими силами, но Свет «любезно» показал мне как белая плёнка затягивает всё пространство глаз.

Тем временем ци могущественной стихии продолжала наполнять меня своей ядовитой силой. И я был искренне благодарен за её наказание, ведь оно наполнило мою душу ещё большей решимостью.

Больше не было дороги назад, так как оставался лишь путь вперёд.

В этот самый момент я готов был отдать всё, что имел и кем являлся, ради создания этого рисунка. И так как моя картина была абсолютно выгодна Кошмару, то я показал перед своей стихией преданность делу, что была достойна награды.

А Кошмар никогда нельзя было назвать неблагодарным.

Страшная боль пронзила мои глаза, и по щекам потекли горячие дорожки кровавых слёз, но я не позволил себе даже на секунду оторваться от восхитительного процесса созидания. Окружившая меня со всех сторон слепая тьмы лопнула, расцветая тысячами цветов и красок, о которых я не мог даже мечтать.

Мои новые глаза больше не нуждались в свете, чтобы видеть, ведь теперь я смотрел прямо на саму Истину. Кошмар позволил мне прикоснуться к одной из его концепций и это не могло пройти просто так.

Очередной мазок кисти должен был коснуться стоявшего передо мной полотна, но я ВИДЕЛ, что передо мной не просто ровная тканная поверхность. И поверив своим новым чувствам, я небрежно просунул руку внутрь картины и сделал мазок уже там.

Теперь я чувствовал, что мне следовало нарисовать снаружи, а что стоило, наоборот, внутри. С легким смешком я сделал мазок за пределами картины, и он словно голограмма завис в воздухе, позволяя моим рукам спокойно сквозь него проходить.

Я был скульптором, что обрезал лишние куски заготовки, но вместо долото и молотка, я использовал художественную кисть.

И это работало. Вот только если бы кто-то взглянул на неё сейчас, то увидел лишь непонятную мешанину из постоянно двигающихся и переплетающихся цветов, часть из которых и вовсе крутилась вокруг картины.

Я же каким-то образом продолжал видеть из всего этого хаоса единую картину.

Небеса над городом загрохотали, заставив жителей испуганно поднять головы вверх. Со светом Солнца творилось нечто неладное от чего даже практики были вынуждены отвести взгляд из-за его аномальной яркости.

В то же время моё тело наконец-то начало перестройку. В отличие от прошлых раз в процессе возвышения не было ничего необычного. Я обладал таким количеством и качеством энергии, что это было даже не смешно.

Вновь моё тело укреплялось и менялось. Кости, кожа, мышцы, нервы — всё это выходило на совершенно новый уровень.

Но самое главное касалось моего корня духа и источника ци. Если на ранге воина я получил прочные каналы ци, проходящие по всему моему телу, то ранг возвышенного позволил струящейся внутри энергии и вовсе покинуть тело, образовав вокруг, своего рода, сферическую ауру.

Сам же источник ци окончательно потерял сдерживающую его скорлупу и стал маленькой звездочкой, испускающей во все стороны потоки энергии.

В этом и заключалась разница между рангами. Если воин обладал двигателем внутреннего сгорания автомобиля, возвышенный пересаживался на реактор атомного ледокола, в то время как высший оперировал бы энергией атомной станции.

Смешно, совершенствующиеся этого мира тратят десятилетия и столетия, чтобы добраться до моего уровня, от чего у них остаются лишь остатки времени, чтобы успеть прыгнуть на ещё один ранг. Возраст же этого тела только-только перешагнул двадцатилетний рубеж, когда я уже был на ранге возвышенного. У меня были несколько сотен лет, чтобы спокойно и не торопясь добраться до высшего.

Впрочем, не стоило себя обманывать. Спокойствия мне ещё долго не получится увидеть.

Внезапно мои чувства буквально закричали от опасности, инстинктивно заставив меня укрепить ауру и приготовиться к удару.

Крыша здания и исчезла, чтобы толстый поток света рухнул прямо вниз. Моя защита оказалась бесполезна, так как основной целью был совсем не я, а картина.

Мои действия оказались столь раздражающими, что сам Свет не выдержал и решил стереть с лица земли еретическую вещь.

Вот только не стоило забывать, что в мире существовал не только Свет.

Сияющий поток фотонов упёрся в лопнувшую и разбившуюся на тысячи осколков реальность, чьи острые грани с легкостью разрезали пучки света на рассыпающиеся в воздухе искры.

Будь у меня обычное зрение, я ничего бы не сумел разобрать в непрерывно мигающих вспышках, но глаза истины видели очень многое.

К счастью, Свет остановился на этом, не став продолжать противостояние, но невидимое давление осталось.