Три последних дня - Анна и Сергей Литвиновы

Странно, что замечаний лентяю никто не делал, хотя прочий персонал был загружен под завязку – если позволяли себе перемолвиться словечком с пациентом, то лишь коротко, на бегу. А ее поклонник вел себя так, как даже в российских, более вольготных, больницах не всякие доктора себе позволяли. Расслаблялся рядом с ней в кресле, болтал чуть не по часу.

– Ты здесь на особом положении? – заинтересовалась Татьяна.

– Ага, – простодушно откликнулся мальчик. – У меня дед – главный врач.

– Солидный такой, седоусый?

– Ну да. Бабушка все говорит, чтоб он их подкрасил, а дед отказывается.

– Зачем красить? Он же не артист, – улыбнулась Таня. – Седина серьезного мужчину только украшает. Мы знакомы, я у него на приеме была. Суровый у тебя дедушка. Целую лекцию мне прочел про печень, поджелудочную и неправильное питание. Сказал, чтоб на завтрак я теперь только каши ела. На воде. – Садовникова поморщилась.

– Да уж, дед – зануда ужасный, – согласился медбрат. – На здоровом образе жизни помешан. Когда я маленький был, каждый день заставлял карловарскую гейзерную соль пить – пробовала когда-нибудь?

– Однажды мама дала, – вспомнила Таня. – Гадость неописуемая.

– Согласен. А главное, недавно доказали: толку от нее ноль. И сняли с производства.

– Кошмар! А ты под началом деда работаешь! – покачала головой Татьяна.

– Ну… сейчас он меня уже не терроризирует! Я вырос, – хмыкнул парень. Снисходительно добавил: – Пусть хотя бы тому радуется, что я согласился на медицинский факультет пойти. У нас тут, в Карловых Варах, сумасшествие: чтоб обязательно врачебные династии. Поэтому полно фиговых врачей. Вроде меня. Хотя я-то на физиотерапевта учусь. Специальность безобидная. Своего кладбища не будет. А дед – он раньше хирургом работал – человек двадцать за свою жизнь, точно, зарезал. Знаешь, как он тяжело каждую смерть переживал? Будто кто-то из родных у него умер.

– Слушай, мне всегда было любопытно: как это бывает? – заинтересовалась Татьяна. – Врач делает операцию – и вдруг что? Внезапное кровотечение, остановка дыхания? Я-то в медицине вообще не разбираюсь.

– Да нет, – с важным видом откликнулся юноша. – На операционном столе как раз редко умирают. Гораздо чаще вроде все хорошо, аппендикс удалили, больной пришел в себя, показатели в норме. А ночью вдруг – внезапная кома и смерть без видимых причин.

– Что значит – без видимых?

– То и значит: не с чего было человеку умирать. Кровопотеря восполнена, антибиотики для профилактики инфекций прокололи, послеоперационный период проходит стабильно. Но человек все равно погибает. У деда в больнице даже уголовное дело возбуждали однажды. Но быстро закрыли, потому что действительно никаких видимых причин не было. Тот же механизм, что у СВСМ[13]– когда младенцы абсолютно на пустом месте гибнут.

– Не понимаю, – покачала головой Татьяна. – У любого явления обязательно есть причина. А вскрытие в таких случаях что показывает?

– В том-то и дело, что ничего! Будто человек просто перестал дышать и сердце остановилось.

– Н-да, как в пятнадцатом веке, – иронически протянула она. – Или пациент жив, или пациент мертв.

Мальчик уловил нотки сомнения в ее голосе, обиженно произнес:

– Ты что, мне не веришь? Ну… ну, хочешь – у деда спросим! Я, ладно, студент, а он-то – профессор! Все тебе по-научному объяснит, с доказательствами.

– Да не надо мне никаких доказательств! – улыбнулась она. – Я ж просто так, для поддержания разговора.

– Но я не хочу, чтоб ты меня болтуном считала!

Таня улыбнулась его юношеской горячности, ласково погладила мальчика по плечу:

– Да верю, верю я тебе. А тему давай сменим. Что за радость – говорить о смертях, о трупах! Я все-таки на отдыхе.

Студент послушно умолк. Садовникова с удовольствием позволила разговору перетечь на ее красоту, великолепную фигуру, фантастические волосы и прочее, прочее. Взгляд мальчика – прежде лишь робко восхищенный – становился все более сумасшедшим, жарким.

«А не озабоченный ли он? – пронеслось у нее в голове. – Еще подкараулит где-нибудь в здешних катакомбах, набросится… А потом патологоанатомы констатируют смерть здоровой женщины абсолютно без видимых причин».

Может быть, порвать с ним – нелепым, молодым щенком? Перестать сюда ходить – да и все. Клиник в городке полно. Но здесь у нее лечение уже оплачено. Да и ничем ее пацан (кроме страстных взоров да робких касаний) пока не ранил. Кофе вкуснейший таскает – к нескрываемой зависти прочих пациентов.

Потому она отбросила мысли о позорном бегстве, на следующий день вновь явилась на процедуры.

Медбрат подкараулил ее, едва Таня переоделась в белоснежный с золотым вензелем махровый халат и вышла из раздевалки. Просиял, бросился навстречу, затараторил:

– Танечка! У вас до процедуры есть время, целых двадцать минут. Пойдемте, пожалуйста, со мной!

– Куда? – Она снова насторожилась.

– К пану Варнику… к деду!

По-хозяйски ухватил ее за руку, поволок, к счастью, по знакомому маршруту в профессорский кабинет. Дверь открыл без стука, с порога выпалил:

– Вот, привел! Расскажи ей, пожалуйста, сам!

Профессор (уже знакомый Татьяне) восседал за массивным, красного дерева столом. На внука взглянул снисходительно, ей подмигнул весьма лукаво. Поинтересовался:

– Жалобы на медбрата имеются?

– Ну что вы! – Таня опустила очи долу. – У вас замечательный внук!

– Разгильдяй и бездельник, – вздохнул пожилой врач.

– Де-ед! – возмущенно выдохнул парень.

А Таня – будто сама умудренная жизнью старуха – снисходительно усмехнулась:

– В двадцать лет всем положено.

– Выйди, – цыкнул профессор на парня.

Тот послушно ретировался – с порога обволок Таню очередным горячечным взором.

Пожилой врач укоризненно покачал головой. Покинул свое председательское место, помог Тане усесться в гостевое кресло, сам поместился через журнальный столик напротив. Спросил с напускной небрежностью:

– Надеюсь, вы не имеете на моего лоботряса видов?

Таня фыркнула:

– Ну, знаете! Я еще не в том возрасте, чтоб кидаться на мальчиков.

– И очень жаль, – неожиданно откликнулся профессор. – Ваши ум, образование и опыт прекрасно бы уравновешивали его юную горячность. А парень он неплохой – лентяй только.

«Нет уж, спасибо. Хватит нам одного чешского врача, маменькиного Мирослава», – пронеслась мысль у Татьяны. Она, сколь могла сухо, произнесла:

– Мне приятно поболтать с вашим внуком. Но ничего больше, простите.