Липовый лифт - Лемони Сникет

— Вы в самом деле напали на золотую жилу, — сказала Вайолет. — Щипцы классные, лучше не придумаешь. А теперь, Клаус, я открою дверцу плиты, а ты сунь внутрь щипцы. Ну а ты, Солнышко, отойди подальше. Малышам не положено торчать возле горящей плиты.

— Правотл! — не преминула тут же ответить Солнышко. Смысл ее восклицания был приблизительно такой: «Детям постарше тоже не положено торчать возле горящей плиты, особенно без взрослых». Однако она понимала, что дело безотлагательное, и поэтому тихо отползла в дальний конец кухни. Оттуда она могла спокойно наблюдать, как ее брат и сестра засовывают длинные щипцы в горящую духовку. Как и большинство плит в доме, ярко-голубая плита Скволоров предназначалась для выпечки пирожных и тортов в специальных формочках, а не для сварочных горелок. Дверцу плиты невозможно закрыть, если из нее торчат длинные железные щипцы. Пока Бодлеры ждали, когда щипцы раскалятся до температуры сварочных горелок, в кухне сделалось невыносимо жарко — часть горячего воздуха из плиты выходила наружу через открытую дверцу. К тому времени, когда Клаус спросил, готовы ли горелки, в кухне уже было нечем дышать, и детям казалось, что сами они находятся внутри раскаленной печи.

Вайолет осторожно заглянула в открытую дверцу плиты.

— Щипцы только начинают разогреваться, — сказала она. — Концы уже покраснели. Но нам нужно, чтобы они раскалились добела. Придется еще несколько минут подождать.

— Я почему-то нервничаю, — сказал Клаус. — Вернее, у меня не проходит тревога. Мне не нравится, что мы оставили Квегмайров там одних.

— Мне тоже тревожно, — ответила Вайолет. — Но нам остается только ждать. Если мы вынем щипцы из духовки прямо сейчас, толку нам от них все равно не будет, когда мы доберемся до клетки.

Клаус и Солнышко тяжело вздохнули, но перебороли свое нетерпение, кивнули сестре и уселись ждать.

Пока они ждали, им вдруг почудилось, будто кухня у них на глазах превращается в какую-то совсем другую комнату.

Когда Бодлеры бродили по всему дому, ища Гюнтера, они оставляли следы хлебных крошек в самых разных спальнях, гостиных, столовых, буфетных, фуршетных, ванных, в танцевальных залах и даже в комнатах, непонятно для чего предназначенных. Однако среди этого изобилия комнат в пентхаусе Скволоров не хватало только комнаты ожидания, или приемной, какие бывают у врачей и дантистов. Вам, не сомневаюсь, хорошо знакомы эти комнаты. Обычно они небольшие, там много стульев, кипы скучных старых журналов, а на стенах непременно две-три незатейливые картины. (Под словом «незатейливые» здесь подразумевается: «с изображением пасущихся лошадей или же корзины со щенятами».) И все это для того, чтобы скрасить томительную скуку, на которую обрекают своих пациентов доктора и дантисты перед тем, как колоть их, тыкать в них пальцем и подвергать страшным мучениям, за что их жертвы платят деньги своим мучителям. Редко найдешь комнату ожиданий в чьем-нибудь доме, потому что все эти комнаты настолько неинтересные, что вряд ли кому-нибудь захочется иметь приемную у себя в доме. Безусловно, Бодлеры тоже бы не обрадовались, если бы Скволоры неожиданно решили сделать в пентхаусе комнату ожиданий. Пока дети сидели и ждали, когда готово будет изобретение Вайолет, им вдруг почудилось, будто приемные вошли в моду и Эсме велела устроить комнату ожидания прямо здесь, в кухне. Правда, кухонные шкафы не были разрисованы пасущимися лошадьми или щенками в корзинах, а на ярко-синей плите не было отпечатков статей из старых скучных журналов, но трое детей, глядя, как постепенно становятся оранжевыми, а затем желтеют щипцы по мере того, как они нагреваются, испытывали такое же зудящее, нервное беспокойство, как всегда перед кабинетом врача.

Когда наконец щипцы накалились добела, Вайолет протянула брату и сестре две перчатки, а третью надела на руку и поочередно вынула из плиты три пары щипцов.

— Держитё их очень и очень осторожно, — сказала она, вручая Клаусу и Солнышку липовые сварочные горелки. — Они сейчас раскалены. Представьте себе, что будет, если вы прикоснетесь к горячему металлу. Но я уверена, вы справитесь.

— На этот раз спуск будет покруче, — сказал Клаус, идя вслед за сестрой к входной двери. Он держал щипцы прямо перед собой, как обычную горелку, не сводя глаз с раскаленного добела железа, чтобы случайно никого и ничего не задеть. — У всех нас одна рука должна быть свободной, чтобы держать горелку. Но я уверен, что мы справимся, — добавил он.

— Зелестин, — произнесла Солнышко, когда дети дошли до раздвижных дверей липового лифта. Как бы невзначай у нее вырвалось: «Ужасно страшно спускаться в эту жуткую шахту». Но после того, как она произнесла «Зелестин», она добавила слово «энипи», что означало: «Я уверена, мы справимся». И надо сказать, что даже у самой младшей из Бодлеров уверенности было не меньше, чем у старших брата и сестры. Трое детей медлили на краю темной шахты, но они не колеблясь призвали на помощь все свое мужество, как и перед первым спуском в зияющую пропасть. Сварочные горелки были раскаленные, по словам Вайолет; спуск в шахту обещал быть крутым, по словам Клауса, и жутко страшным, по словам Солнышка, но все трое поглядели друг на дружку и поняли, что они справятся. Квегмайры на них надеялись, и поэтому бодлеровские сироты не сомневались, что их единственная надежда не может лопнуть.

Самая большая на свете байка — приличный способ сказать: «Чистое вранье» — это утверждение, что любая трудность с каждым следующим разом становится все менее трудной, если, конечно, не падать духом. Люди ссылаются на эту байку, например, когда учат детей ездить на велосипеде. Они верят, что свалиться с него, ободрав коленку, в четырнадцатый раз не так больно, как в первый. На самом деле правда состоит в том, что трудные задачи остаются трудными независимо от того, который раз вы беретесь их одолеть. Отсюда ясно — хлопотных ситуаций нужно избегать, если в них нет особой необходимости.

Но для сирот Бодлеров было крайне необходимо решиться на новый трехчасовой спуск в жуткую темную шахту. Дети понимали, что Квегмайрам грозит страшная опасность и единственный способ помочь им — это распилить прутья клетки, применив изобретение Вайолет. Но сделать это надо до того, как Гюнтер упрячет Дункана и Айседору в один из лотов Модного Аукциона, а потом потихоньку увезет из города.

Я с горечью должен признаться, что даже крайняя необходимость еще раз спуститься в шахту не сделала этот спуск менее опасным. Шахта по-прежнему была темная, как плитка темного, почти черного, шоколада. Казалось, будто вы сидите в планетарии под куполом непроницаемо-черным, даже несмотря на отсвет раскаленных добела горелок. И чем глубже дети погружались в бездну, тем сильнее их охватывал страх, что они падают прямо в разверстую пасть страшного ненасытного чудовища. Клинк! Знакомый металлический звук — удлинитель ударился о замок клетки. И сразу же все трое Бодлеров, зажав в одной руке горелку, другой дружно дернули за липовую веревку и соскользнули вниз. Не скажу, что путь, проделанный Бодлерами до грязной крошечной каморки, где томились в клетке их друзья, был легким (или, как нынче говорят, был о'кей, хотя бы о'кей процентов на двадцать). Но все муки вторичного спуска показались им ничтожными по сравнению со страшным сюрпризом, который ожидал их на дне шахты. Они отказались верить своим глазам, настолько он был неожиданным и зловещим. Вайолет подумала, что у нее галлюцинация, а Клаус стоял и смотрел на клетку, решив, что это наваждение. Солнышко тоже пыталась хоть что-нибудь разглядеть сквозь прутья клетки и молилась в страхе, боясь, что это галлюцинация и наваждение вместе.