Жнец - Виталий Сергеевич Останин

и «сохранении эссенции», которая обязательно должна была вернуться в улей или что там у них. Могли и пойти на то, чтобы контрабандой, вот в этом морском контейнере, пересечь границу, и выследить этот самый «запах духа».

Но немного погодя, уловив их недоумение, я сообразил, что встреча наша случайна. Насколько это вообще возможно. Они находились здесь по другому делу. И вдруг получили неожиданный бонус.

Не зная, как работает этот их радар, улавливающий эссенцию, я стал понемногу отступать обратно к стене. К счастью, идти пришлось недалеко, я отошел от нее самое большое шагов на десять.

Ступал я беззвучно, как учили, по пути выкладывая на пол и активируя «кольца». Последнее, я положил перед самой дырой. И в этот момент жнецы меня обнаружили.

Стрекот сразу же прекратился, зато мозг чуть не взорвался давления извне. Не знаю, как лучше подобное описать, но они словно видели меня, а я — их.

Оба жнеца находились внутри контейнера. У них там было оборудовано что-то вроде логова, затянутое лоскутами рваной ткани, которая, если присмотреться, была ничем иным, как паутиной. Две фигуры лежали в чем-то похожем на гибрид гамака и кокона, и судя по всему, до моего появления, спали.

Теперь же они торопливо выбирались наружу, помогая себе многочисленными конечностями. Я же, справившись с первоначальным шоком от внезапного слияния разумов, рванул прочь.

Несся я, не разбирая дороги. И не думая о дронах, которых так старательно избегал, когда пробирался сюда. Разумеется, по закону подлости, эти малютки как раз надо мной и пролетели!

Тут же завыла тревога, зажглось множество прожекторов. Одновременно с этим беззвучно полыхнуло пламя, выдохом дракона вылетев из оставленной мной в стене склада дыре. В разум тут же впился сигнал боли, который буквально бросил меня на колени.

Не в силах сдерживаться, я заорал в голос — мозг, про который говорят, что он не имеет нервных окончаний, а значит, не способен чувствовать боль — сейчас будто сверлили тысячей перфораторов. При этом, внутри меня еще и каким-то чудом разливалось удовлетворение. Ведь я узнал, что один из арахнидов только что сдох в страшных мучениях.

А вот его товарищ выжил. И даже, пошатываясь на четырех лапах, выбрался из проделанного мною отверстия. Ему тоже было плохо, но он все еще представлял из себя страшную угрозу.

Заметив меня, он поднялся на нижние конечности лапы, отчего сразу приобрел карикатурное сходство с человеком. Особенно, когда четыре верхних манипулятора, попарно сложились в два, и взлетели над головогрудью арахнида.

— Эй! А ну, стоять! — раздался вдруг голос за моей спиной.

Ну, надо же, как быстро работает охрана! Полиции бы нашей такую оперативность, а то, пока дождешься — поседеешь.

Тут мне, впрочем, грозило нечто похуже. Одновременно с возгласом охранника, с верхних конечностей паука-переростка сорвался шар плазмы, размером с голову. Он устремился в мою сторону с огромной скоростью.

Не знаю, откуда у меня вдруг взялось столько сил, но я буквально из положения сидя выпрыгнул в сторону, упал и покатился по земле. А «фаер» пронесся мимо.

Как оказалось, чуть позже — не совсем мимо. Он не попал в охранников, но одного из них, стоявшего правее, зацепил взрывной волной, когда врезался в стенку соседнего строения. Бедняга упал — уж не знаю, оглушенный или мертвый — а его напарник продемонстрировал завидную выучку. Бывший военный, наверное. Даже не дрогнул, а прицелился в жнеца и начал стрелять.

На вооружении у охраны обычно стоят нелетальные средства поражения. Такие, как станнеры, дробовики с резиновыми пулями и дубинки. Но данный объект явно считался важным, так как у отставника в руках была старая «Сайга» с полуавтоматическим режимом огня. Вот только снаряжено ружье было дробью.

Первое попадание расплескалось на возникшем перед жнецом «щите». Второе тоже. А вот третий заряд прошел уже по корпусу арахнида. Не причинив, впрочем, ему никакого вреда. Хитиновая броня в области головогруди держала винтовочную пулю серьезного калибра, не то что горсть свинцовых шариков.

Пока охранник палил, я отполз за укрытие. Им оказалась бухта с проволокой, которую какого-то черта оставили на углу строения. Вытащил пистолет и принялся аккуратно бить по конечностям итьена. Вторым выстрелом мне удалось попасть в сустав нижней конечности и паучара немного просел.

Он тут же ответил россыпью морозных кристаллов — этакий магический дробовик. Ни меня, ни охранника они не задели — я спрятался за бухтой, а мужик с дробовиком рыбкой нырнул за угол здания и снова продолжил стрельбу.

Видя, что дистанционный бой не принес ему быстрой победы, жнец пошел в близкий контакт. Две левых его конечности разошлись в стороны, растянув между собой красноватый лоскут «щита», а из правых сложились в массивный хитиновый клинок.

Из небольшого боевого опыта, который имелся у меня со жнецами, я знал, что этой ковырялкой арахнид способен прорезать броню бронетранспортера или даже БМП. Не в каждом, конечно, участке, но все же. Поэтому подпускать пришлого на дистанцию огня было никак нельзя. Не спасет ни бухта с железной проволокой, ни чтобы то ни было еще.

Правда, как свое намерение превратить в план, я не знал. «Щит» жнеца полностью закрывал его корпус. Открытым оставались лишь только лапы снизу и часть бронированной головогруди. О том, чтобы пробить их пистолетом или дробовиком, и речи быть не могло. Вот если бы охранник просадил паскуде «щит», паля с дробовика… Но тот запаниковал и бросился бежать, превратив себя из противника в жертву.

А паук, высотой около двух с половиной метров, неумолимо приближался. И пел. Только не вслух, не этим своим скрежетанием, как будто кость медицинской пилой распиливают. Он пел у меня в голове. И я понимал каждый образ.

Правда, перевести это было сложновато. Если просто слушать — все понятно вроде, а начнешь объяснять — ерунда какая-то получается. В вольном пересказе, звучала его песня так:

«Брат, который умер и остался один. Тьма смотрит на тебя. Ты смотришь во Тьму. Она пожрет тебя, если ты останешься один. Иди ко мне, я пожру тебя, и ты не будешь один».

На словах это звучало довольно долго, но на деле послание жнеца дошло до меня буквально за долю секунды. Вместе с пониманием, что поет он мне, точнее, тому, кого я убил и кто стал какой-то частью меня.

И мертвец ответил. Впервые с момента, как меня окатило кровью убитого под Варной жнеца, я почувствовал его в себе. Не магию, не эмпатию, не память убитого врага, а его личное присутствие. Словно сотни