КГБ. Председатели органов госбезопасности. Рассекреченные судьбы - Леонид Млечин

В тайном разговоре с югославским лидером Иосипом Броз Тито Хрущев потом объяснит:

— Мы не можем допустить реставрации капитализма в Венгрии, потому что у нас, в Советском Союзе, люди скажут: при Сталине такого не было, а эти, которые Сталина осуждают, все упустили…

В откровенных беседах между собой, на президиуме ЦК Хрущев и другие и не думали говорить, что события в Венгрии — дело рук Запада, западной агентуры. Они прекрасно понимали, что против них восстал народ, что венгерской компартии больше не существует. И единственное, на что они могут положиться, — это Советская армия и горстка людей во главе с Яношем Кадаром.

Советская армия вторжения составляла 60 тысяч человек. Большая часть венгерской армии не оказала сопротивления, понимая, что это бессмысленно. Но некоторые части предпочли вступить в бой. К ним присоединились тысячи повстанцев. У них было несколько танков, немного артиллерии. Они сбили даже советский самолет из зенитного орудия.

Советское посольство обеспечило свою безопасность, окружив здание тридцатью танками. Чувство пережитого в Будапеште страха надолго запомнилось Андропову и особенно, как говорят, его жене.

1 ноября премьер-министр Имре Надь денонсировал Варшавский Договор и провозгласил нейтралитет Венгрии.

Он заявил по радио о советской военной интервенции:

— Сегодня на рассвете советские войска начали наступление на нашу столицу с очевидным намерением свергнуть законное демократическое венгерское правительство. Наши войска ведут бои. Правительство находится на своем посту.

Советские войска один за другим подавили очаги сопротивления массированным применением артиллерии и танков.

Общие потери Советской армии в венгерских событиях — 640 убитых и 1251 раненых. Общие потери венгров — 2652 убитых, 19 226 раненых.

Правительство Кадара расстреляло демонстрацию шахтеров, запретило деятельность рабочих советов, а их руководителей арестовало, распустило союзы писателей и журналистов. Были учреждены военно-полевые суды, которые наделялись правом ускоренного вынесения смертных приговоров. Кадар, не находя поддержки в стране, становился все жестче, что несказанно радовало Москву — советские товарищи первоначально сомневались в его решительности.

Свергнутый Имре Надь, оставшиеся верными ему министры и члены их семей нашли убежище в югославском посольстве в Будапеште. Кадар дал гарантию их неприкосновенности и обещал, что не станет их привлекать к ответственности. Тогда Надь и другие согласились покинуть югославское посольство.

В автобус к ним подсел советский офицер, будто бы для того, чтобы развезти всех по домам. В автобусе находились два югославских дипломата. Но автобус неожиданно остановился возле здания советской комендатуры, где советский офицер заставил югославских дипломатов выйти. После этого автобус окружили советские бронетранспортеры, и Надя с коллегами и семьями отправили в Румынию. Сначала они находились под надзором сотрудников румынской госбезопасности, потом их посадили в тюрьму, а 17 апреля 1957 года отправили назад в Венгрию. Кадар не сдержал своего слова.

Имре Надь, его министр обороны Пал Малетер и еще несколько человек были приговорены к смертной казни. Остальные получили разные сроки тюремного заключения. Надь отказался просить о помиловании. Говорят, что Кадар сам присутствовал во время казни, потом позвонил Хрущеву, рассказал, что приговор приведен в исполнение. Тут было и что-то личное: Кадара когда-то сильно мучили в тюрьме. Он считал Имре Надя виновником своих страданий…

Главный урок, усвоенный Андроповым в Венгрии, был прост. Он увидел, с какой легкостью коммунистическая партия может потерять власть над страной, если только она позволит себе ослабить идеологический контроль, цензуру, если исчезнет страх. Ничто другое подорвать власть партии не может — ни экономические трудности, ни, уж конечно, вражеские шпионы. Главное — не давать свободы.

Логика существования социалистических режимов состоит в том, что, как только происходит малейшее послабление, режим начинает разваливаться.

Суровость урока состояла еще и в том, что боязнь потерять власть сопровождалась у Андропова чисто физическим страхом. Он видел, как в Венгрии линчевали сотрудников госбезопасности. Он не хотел, чтобы нечто подобное случилось и с ним. Считается, что пережитое в Будапеште очень болезненно сказалось на жене Андропова. Она стала прихварывать, и он постепенно лишился полноценной семейной жизни. Осталась одна работа…

Хирург Прасковья Николаевна Мошенцева, описывая свой более чем тридцатилетний опыт работы в системе Четвертого главного управления при министерстве здравоохранения СССР в книге «Тайны Кремлевской больницы», рассказывает и о жене Андропова: «Она не раз лежала в неврологическом отделении и непрестанно требовала уколов… Она просто придумывала себе разные недомогания и требовала наркотиков. От успокоительных уколов отмахивалась. Видимо, она привыкла к наркотикам с молодых лет. Сейчас мне кажется, что виноваты врачи. Это они уступали ее настойчивым просьбам, подсознательно трепеща пред одним именем ее мужа. Врачи и приучили ее к наркотикам».

СЕКРЕТАРЬ ЦК В НОЧНОЙ БАР НЕ ХОДИТ

Весной 1957 года Андропов вернулся в Москву в ореоле спасителя социализма в Венгрии. Его взяли на работу в ЦК, где единый международный отдел поделили на два.

Борису Николаевичу Пономареву, старому коминтерновцу, оставили компартии в капиталистических и развивающихся странах. А новый отдел по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран возглавил Андропов.

Поначалу все складывалось удачно. Покровитель Андропова Отто Вильгельмович Куусинен к тому времени перебрался в Москву — на июньском пленуме ЦК 1957 года он был избран секретарем и членом президиума ЦК. Он очень благоволил Андропову, помог ему укрепиться в аппарате.

Такое покровительство имело огромное значение для новичка. Проблем у Андропова было больше чем достаточно. Отношения с Югославией, Албанией и особенно Китаем становились все хуже, и нельзя сказать, что Андропову удалось что-то исправить. Хотя тон в таких ключевых вопросах задавал сам Никита Сергеевич Хрущев. А он скорее был готов пойти на компромисс с Соединенными Штатами, чем с братским Китаем.

На новом посту Андропов старался не конфликтовать с коллегами, работал много, подобрал для своего отдела очень толковых людей — из них несколько человек стали потом академиками, например Георгий Аркадьевич Арбатов и Олег Тимофеевич Богомолов. У него работали блистательный журналист Александр Евгеньевич Бовин и видный китаист профессор Лев Петрович Делюсин. Такое сильное интеллектуальное окружение невольно приподнимало и самого Андропова, создавало ему ореол свободомыслящего и либерального политика.

Люди, которые с ним тогда работали, с наслаждением вспоминают, что он создал им атмосферу духовной свободы, иногда вел с ними разговоры на недопустимые в здании ЦК темы. Многие из них идеализируют Юрия Владимировича.

Академик Георгий Арбатов рассказывает, как они собирались в кабинете Андропова, снимали пиджаки, Юрий Владимирович брал ручку и начиналось коллективное творчество. Интересно было, пишет Арбатов, приобщиться к политике через такого незаурядного и умного посредника, как Андропов…