Хроники Черного Отряда. Книги юга. Игра Теней. Стальные сны. Серебряный клин - Глен Кук

– Зеркало! – громыхнул Взятый.

Хромой вгляделся в свое отражение, любовно погладил лицо, которому оригинал даже в свои лучшие времена не годился в подметки.

И тут своды подземелья огласил яростный рык. Пес Жабодав мельком увидел то, что разглядывал в зеркале Хромой.

Там, в зазеркалье, иллюзия уступила реальности. Пес увидел физиономию Хромого – как есть, без косметических прикрас.

Хромой выскочил из корыта, схватил его, крутанул, расплескивая вокруг содержимое. С воплями отпрянули Перламутровые, спешно готовя оборону. Они не понимали, что происходит.

А Жабодав понимал. Он не раз видел, как партнер впадает в бешенство. На сей раз ярость притворна. Напрасно Пес следил за Перламутровыми – изменой пахло не от них. Гнусный смрад исходил от Хромого.

Пес бросился в атаку.

И на середине прыжка осознал свою ошибку.

Хромой швырнул ему навстречу корыто, а сам бросился в дверной проем, целиком заполнил его собой. Хохоча, он взлетел по лестнице; чары Перламутровых не поспевали за ним. Жабодав устремился вдогонку, но тоже опоздал. Лестница рухнула. Не теряя ни минуты, Пес принялся копать.

– Все не так просто, мой милый щеночек. Что, хотел меня использовать? Да? Меня? Никак внушил себе, что получится? А я тебя и не разуверял. Ждал, когда ты сделаешь все, что мне нужно. Ну а теперь располагайся в этой могиле со всеми удобствами. Конечно, ты не заслуживаешь такой роскоши, но мне недосуг должным образом устраивать твою судьбу.

Грянул безумный смех. На то, что уже рухнуло, посыпались тонны земли.

Лихорадочно рывший Жабодав на мгновение остановился, в панике огляделся и рыкнул во мглу. А затем сосредоточился, напряг слух.

Север! Хромой двинулся на север. Хоть он и безумец, но все же отказался от дурацкого намерения отомстить.

У этой загадки есть только один ответ: Хромой решил повременить с местью, рассчитывая набраться сил.

Пес снова рыкнул, совсем тихо и даже, пожалуй, весело. Больше ему не нужно прятать клыки и когти.

Оказывается, если макнуть комок корпии в краску, а затем потыкать ею, делая полукружья вокруг общего центра, получится смутное подобие розы.

После того как прекратились суматошные поиски придуманного Рыбой среброкузнеца, но так и не пополз слух, будто одна из ведьм завладела клином и спрятала его от сестрицы, Старик решил выпустить последнюю стрелу, чтобы извлечь выгоду из хаоса, создав новый очаг пожирающей Весло смуты.

Вот почему уже в третью полночь кряду Смедз вышел на улицу с ведром краски. Рыба послал его пометить выбранные места знаком Белой Розы. Пусть все думают, что существует разгневанное подполье, готовое ответить на имперское угнетение.

В этот раз Рыба рассчитывал на нескорый, но мощный эффект. Он хотел, чтобы весь город услышал о подполье – и поверил, и обрел надежду. Главное, чтобы занервничали серые. «Остальное, – сказал Старик, – само собой как-нибудь сделается».

Смедз изобразил три цветка и направился домой. Еще несколько роз где-то нарисовал Рыба. Смедз намалевал две вчера и три позавчера, все в тех местах, где жители искренне одобрили бы партизанскую акцию. «Помаленьку, понемножку, – сказал Рыба. – Кирпичик за кирпичиком».

Вчера ночью Старику здорово подфартило. Кто-то прикончил на улице пару серых. Рыба наткнулся на мертвецов и каждому нарисовал белую розу на лбу – мнимые жертвы разжигаемого им мятежа.

Смедзу эта игра не нравилась – слишком опасно. Похитители клина и так интересуют слишком многих, опасность угрожает со всех сторон. В Весле уже проходу нет от охотников за сокровищами.

Но не эти мысли бередили его ум. Смедз размышлял над загадкой, которую ему подбросил Талли. Минувшим вечером кузен одолжил у него денег, уже в четвертый раз за восемь дней, да вдобавок крупную сумму и до того, как вернул предыдущий заем.

К «Черепу с костями» Смедз приближался осторожно – не хотел встретиться с любопытным капралом из «Ночных хищников», как было в первую ночь.

Быстрый взгляд из-за угла. Так и есть – капрал со товарищи засиделись на веранде. Значит, надо идти длинным кружным путем, проскальзывать через черный ход.

Тоже не слишком удачный вариант. По пути Смедз обнаружил проблему. Впрочем, было бы куда хуже, если бы проблема обнаружила его.

Позади «Черепа с костями», в начале узкого и грязного проулка, слонялись двое. Смедз непременно наткнулся бы на них, если бы один не кашлянул, а другой не велел ему заткнуться.

Что они тут делают?

Не было ни малейшего желания спрашивать. Смедз устроился в тени ждать, когда незнакомцы уйдут.

Миновало полчаса. Час. Ничего не происходило. Лишь время от времени повторялся кашель и приказ замолчать. Этим двоим было скучно. Смедз уже клевал носом.

Вдруг прибежал третий.

– Идет, – сказал он, и метнулся в сторону, и укрылся не далее чем в восьми футах от Смедза.

Того вмиг отпустила сонливость. И верно, кто-то приближается. Под хмельком, судя по шагам. И по тому, что он говорил сам с собой.

Смедз едва не ахнул, когда его узнал. А в следующий миг Тимми угодил в засаду, на него набросились так быстро, что он не успел даже пикнуть.

Смедз едва не выпрыгнул из своего закутка. Он привстал, взялся за нож. Но тотчас опомнился: если и прикончит одного, остальные двое расправятся с ним. Ох, гадство! И что же теперь делать?

Смедз решил проследить. Узнать, куда они затащат Тимми, вернуться за Рыбой и… услышать от Рыбы: «Нет у тебя яиц, парень».

Надо идти следом. А там – по ситуации.

Он не знал, кто эти люди, но догадка громко стучалась в сознание: быки, нанятые каким-то вольным искателем серебряного клина, затеявшим допросить культяпых горожан.

Идти за шайкой оказалось легче, чем ожидал Смедз. Тимми всю дорогу сопротивлялся, мешая похитителям уделять должное внимание происходящему вокруг.

Да и недалеко они ушли, всего лишь на четверть мили. Здесь пострадавшие от пожара строения были обречены на снос, но еще не тронуты рабочими командами. Они пребывали в столь плачевном состоянии, что ими брезговали даже бродяги.

В один из таких домов затащили Тимми. Смедз смотрел на это из тени и ломал голову над вопросом: «И что теперь?» В голове звучали слова Рыбы: «Мы сейчас боремся за выживание».

Смедз не считал себя бойцом. От драки он уклонялся, если была такая возможность. Если возможности не было, ему обязательно доставалось на орехи. Не хватало сил, а может, и желания победить – даже когда прижимали к стенке.

И сейчас он вспомнил всех своих обидчиков, всех, кто его оскорблял, отвешивал оплеухи, заставлял искать пятый угол. А ведь Смедз даже не понимал, за что бьют, ведь он не сделал этим людям ничего плохого.