Бродяги Севера - Джеймс Оливер Кервуд

И больше для него на плоту не было никакой работы. Ему казалось, что с каждым следующим волшебным часом опасность отступала от них все дальше и дальше. Смотря на берега, поглядывая вперед, прислушиваясь ко всякому долетавшему до них звуку, от которого оба они вздрагивали как дети, увлеченные своим счастьем, Кент и Маретта поняли наконец, что стали бесконечно близки друг другу.

Они больше уже не разговаривали о Кедсти, о пережитой трагедии или о смерти Джона Баркли. Но Кент рассказывал ей, как бродил когда-то по Дальнему Северу, как был там совершенно один и как безумно всегда любил самую дикую пустыню. Он рассказывал ей о своем детстве, как когда-то жил вместе с матерью на ферме, и о своей дальнейшей жизни. Она внимала ему с широко раскрытыми глазами, то смеясь, то затаив дыхание, то снова вздыхая с облегчением, сообразно содержанию его рассказа.

Она тоже рассказала ему о том времени, которое провела в Монреале, в институте, и о том одиночестве, которое ее там окружало, несмотря на многолюдность, о детстве, проведенном ею в лесах, о своем желании жить в них всегда. Но она ничего не сказала откровенно ни о себе самой, ни о своей жизни в частности; она не сообщила ни о своем доме в Долине Молчаливых Призраков, ни о своих отце и матери, ни о братьях и сестрах. И Кент не расспрашивал ее. Он знал, что она расскажет ему обо всем этом сама, когда придет время, как она и обещала ему, а именно в тот момент, когда они будут вне опасности.

И им стало овладевать все возраставшее желание поскорее дождаться того часа, когда можно будет покинуть реку и отправиться пешком через леса. Он объяснил Маретте, почему именно они не могли плыть по реке до бесконечности. Река представляла собой одну великую водную артерию, по которой совершалось все торговое движение к Дальнему Северу и обратно. По берегам ее повсюду находились патрули. Рано или поздно их плот должен был попасться им на глаза. Наоборот, в лесах, с их тысячами заросших тропинок, они могли быть в полной безопасности. Но до Порогов Смерти они все-таки решили плыть по реке, исходя из того соображения, что она перенесет их на запад через великую болотистую страну, пробраться через которую в это время года они все равно не имели бы возможности. Иначе Кент повел бы Маретту по суше. Он любил реку, верил ей, но он знал, что пока их не поглотили в себе леса, как великий, необъятный океан поглощает корабль, они все время должны будут чувствовать над собой опасность, которая грозит им с пристани Атабаски.

Три или четыре раза до полудня им попались признаки людей на берегу и на самой реке. Один раз это была лодка, привязанная к дереву, затем шалаш какого-то индейца и два раза хижины звероловов, наскоро сколоченные в лесных прогалинах. С наступлением вечера Кент стал ощущать тревогу. В нем стало нарастать какое-то странное предчувствие беды. Теперь уж он взялся за весло, чтобы помочь течению, и то и дело стал поглядывать на часы и заботливо высчитывать расстояние. Стали попадаться береговые знаки.

В четыре часа, самое позднее в пять, они должны будут пересекать Пороги Смерти. Десять минут спустя после этого опасного перехода он скроет плот в укромном местечке, которое он уже наметил, и тогда им уже нечего будет бояться руки закона, которая дотянется до них с пристани Атабаски. Обдумывая, как ему поступить получше, он все время прислушивался. С самого полудня он то и дело старался уловить в воздухе пыхтение полицейской моторной лодки, которое он мог расслышать на расстоянии в целую милю.

Он не мог скрыть своей тревоги. Маретта замечала его возраставшее беспокойство, и он должен был посвятить и ее в свои планы.

– Если мы услышим за собой погоню раньше, чем доберемся до порогов, – старался уверить ее Кент, – то мы еще успеем выбраться на берег, и они не схватят нас. Нас будет найти труднее, чем иголку в сене. Но все-таки лучше быть готовыми ко всему.

Поэтому он вынес из домика свой ранец и сверток Маретты и положил на них ружье и револьвер.

Было три часа, когда характер реки стал меняться, и Кент вздохнул свободнее. Они входили в более быстрое течение. Стали попадаться места, в которых река суживалась до крайних пределов, и тогда они неслись по быстринам. Кент не выпускал в таких случаях руля из рук, а в некоторых местах ему приходилось и вовсе его бросать и браться за багор. Маретта помогала ему. Ухватившись за весло, она гребла им со смехом, и ветер мятежно играл ее волосами. Полураскрытые ее губы были красны, на щеках играл румянец, глаза светились, как согретые солнцем фиалки. И не раз, глядя на нее в эти тревожные минуты, он удивлялся ее поразительной красоте и задавал себе вопрос: не во сне ли это? И всякий раз он смеялся от радости, бросал руль и протирал себе глаза, чтобы убедиться, что видел ее на самом деле.

Кент благодарил судьбу и работал еще усерднее.

Маретта сказала ему, что когда-то, уже давно, она проезжала через Пороги Смерти. Тогда это было ужасно. Она вспоминала о них, как о смертоносном чудовище, с ревом искавшем свои жертвы. А когда они были уже близко от них, то Кент рассказал ей о них кое-что еще. Теперь только иногда погибают там люди. Как раз у самого входа в эти пороги из воды торчит острая высокая скала, точно нож, точно зуб дракона, которая разделяет в этом месте реку на два прохода. Если плот направить по левому проходу, то это будет для него вполне безопасно. Они услышат величественный, оглушающий, точно гром, рев воды в этом проходе, но этот рев будет походить на неистовый лай громадной безвредной собаки.

Только в том случае, если плот лишится своего руля или ударится об этот Драконий Зуб или же попадет в правый проход вместо левого, может произойти трагедия. Когда Кент рассказывал все это Маретте, то она весело смеялась.

– Значит, Джимс, – сказала она, – если мы избежим эти опасности, то будем спасены?

– Ни одна из них нам не страшна, – ответил он решительно. – Во-первых, у нас маленький легкий плот, во-вторых, мы наверняка не налетим на скалу, а в третьих, мы так легко пройдем по левому рукаву, что вы даже и не заметите. Я здесь проходил сотни раз.

И он с полной уверенностью улыбнулся ей.

Он прислушался и вдруг вытащил часы. Было четверть четвертого. Маретта тотчас же поняла, что он услышал. В воздухе пронесся низкий, дрожащий ропот. Он усиливался медленно, но настойчиво. Она взглянула на него вопросительно, и он утвердительно кивнул ей головой.

– Буруны у Порогов! – крикнул он с радостной дрожью в голосе. – Мы выиграли! Мы спасены!

Они обогнули излучину и в полумиле от себя, впереди, увидали кипевшую пену бурунов. Теперь уже они помчались с головокружительной быстротой. Течение их подхватило. Кент всей тяжестью своего тела налег на руль, чтобы держать плот все время на самой середине течения.

– Мы спасены! – повторял он. – Вы понимаете, Маретта? Мы спасены!

И вдруг он увидел странную перемену, происшедшую у нее в лице. Ее неожиданно расширившиеся от страха глаза смотрели уже не на него, а вдаль. Она глядела назад, в том направлении, откуда они убегали, и лицо ее побледнело как полотно.

– Слушайте!