Имперские войны. Цена Империи. Легион против Империи - Александр Мазин

Агилмунд задумался на мгновение… Покосился на Книву… Ох, трудно ему будет привыкнуть в такому младшему брату… А придется!

– Так, Аласейа. Верно ты сказал.

– Верно сказал, – присоединил свой голос к готу герул Скулди. – Был над нами старшим Гееннах! И в бою нас побил, и в битвы водил во многие! И землей он правил такой, что тебе, Книва, и во сне не снилась! Старший над всеми нами Гееннах… – И заключил неожиданно: – Но тебя, Аласейа, мы любим больше! А потому, Аласейа, если не хочешь ты смешать свою кровь с кровью Книвы-рикса, то, может, моим побратимом согласишься стать?

И тут Агилмунд засмеялся.

Это было так неожиданно, что удивились все, даже невозмутимый Черепанов.

– А ведь ты и впрямь вырос, мой братишка Книва! – заявил он, хлопнув брата по могучему плечу. – И я рад этому, ибо от крепости каждого крепнет род. А род этот – наш. И после смерти отца нашего Фретилы, – о чем не скорблю я, потому что славно погиб отец наш и отмщен славно, и любо ему в чертогах Вотана, – так вот, после смерти Фретилы старший в роду – я! И если станет величайшим из риксов Книва, да хоть бы принцепсом Рима станет Книва, то кому, как не мне радоваться о том?

– А будешь ты, Агилмунд, на земле сидеть, как отец наш Фретила сидел, пока мы с тобой в битвах род славили? – поинтересовался Книва, которого не так легко было сбить с мысли, когда решалось, кто круче.

– Не сидеть, – возразил Агилмунд. – Править. Многого ты еще не знаешь, брат мой Книва, потому что не был ты за морями и не повелевал чужими народами, а только бил врагов и громил их жалкие деревянные бурги, когда мы, – широкий жест, включавший всех «римлян» – втаптывали в землю могучих врагов и брали их каменные города, где стены выше сосен, а святилища чужих богов – больше холма, на котором стоит твой бург.

Спокойно так сказал. Даже голоса не повысил.

Книва хотел, было, возразить… Но не нашелся. А старший сын Фретилы продолжил:

– Многих мы победили, Книва, брат. И золота добыли столько, что та наша добыча, что привез ты когда-то из Мезии, как рожки трехмесячного ягненка рядом с рогами тура. Правду сказал Аласейа: не было бы ничего этого, ни золота, ни славы, если бы не привел нас к ним Гееннах-принцепс. Так мы его называем. А будет тебе известно, Книва, что принцепс на языке римлян означает – первый. Первый меж мужей, как Вотан – первый меж богами.

Но правду сказал и Скулди: любим мы все Аласейю. И близок он моему сердцу, как если бы вырос со мной под одной крышей. Так же близок, как брат наш Сигисбарн, который в славе уступит немногим, потому что, пусть и младший из нас (еще один широкий жест, объединивший всех «римлян»), но командовал дружиной не меньшей, чем твоя, и сумел сохранить наши неисчислимые богатства, когда враг подступил к нему со многими силами. Целому римскому легиону противостоял Сигисбарн, и вряд ли найдется здесь, в землях Славных, войско, способное биться с настоящим римским легионом. Кроме нашего, конечно, – тут же уточнил Агилмунд. – Да, да, близок мне Аласейа, как близок нам всем, Скулди, Ахвизре, Сигисбарну, потому что, брат мой Книва, мы вместе были пред лицом Вотана и уже видели его небесный бург… И если уж смешивать нам кровь, Книва, то – всем. Всем нам. В одной чаше.

Так сказал Агилмунд, и Книва по-другому увидел его. Не глазами рикса, а глазами брата. И увидел Книва, как похож стал Агилмунд лицом на отца Фретилу. И седые нити разглядел в его бороде, и мудрые морщинки вокруг синих, как у всех Фретилычей, глаз.

И понял Книва, что этот новый взгляд – правильный, а он, Книва, так долго повелевал чужими, что забыл о том, как это хорошо и любо – быть частью Рода.

И опустился Книва-рикс на колено (Как удивились бы этому его дружинники, если бы увидели!) и приник лбом к деснице старшего брата. А брат поднял его на ноги и прижался бородатой щекой к щеке, и так они простояли некоторое время, а остальные глядели молча и не мешали, понимая их, потому что и впрямь столько прошли они вместе, что стали друг другу – как братья.

Обряд был свершен двумя неделями позже. Обстоятельно. Языческий обряд, само собой, но Коршунов был уверен – Бог простит. Даже представить трудно, каким оскорблением стал бы для друзей его отказ… Проводил обряд старый знакомый, Овида-жрец, такой же могучий, громогласный и ничуть не постаревший.

А после, когда кончились и обряд и последовавший за ним многодневный праздник, на котором было съедено столько быков, что хватило бы на все святилища Митры во всей римской империи минимум на полгода, когда всё завершилось и кончилось собранное из трех бургов и нескольких деревень пиво, Черепанов и Коршунов наконец остались вдвоем.

– Вот так, Леха, – устало произнес Черепанов, безуспешно пытаясь развязать чересчур сильно, впопыхах, стянутые ремешки панциря («штатные» на пряжках, были загублены во время обряда братания), – сдается мне: не будет у нас тут спокойной жизни.

– Боюсь, что ты прав, – согласился Алексей. – Когда у тебя под рукой такая армия, как-то трудно усидеть на самодельном стуле под родной березкой. Но не знаю, как ты, а я резней сыт по горло! Мне хотя бы паузу сделать…

– Угу, – согласился Черепанов. – Лет на тридцать. Но, боюсь, нас с тобой никто не спросит. Да и чем нам еще заняться? Мы же не в Риме – мы у варваров. Здесь ты – или рикс, или никто.

– Ну, насчет никто – ты загнул, – возразил Коршунов. – С нашими-то кровными братьями… Давай забьемся, что и года не пройдет, как Скулди станет вождем герулов?

– Полгода. Максимум. Я слышал, как они с Агилмундом на этот счет толковали. Но речь не о Скулди. О нас с тобой.

– И о женах наших.

– Само собой. – Геннадий понял, что ремешки ему не развязать, и пустил в дело нож. Золоченый панцирь с грохотом упал на пол. – Кстати, где они, наши жены?

– В бурге, – сказал Коршунов. – Нам Книва домик выделил. Был у меня здесь некогда недруг по имени Стайна. Римский шпион, кстати. Его квеманы убили. Домик этот, лучший в бурге, заметь, Книва себе забрал. А теперь нам презентовал. По-братски. А что ты там говорил он нашем светлом будущем? Есть идеи?

– Не то, чтобы идеи… – пробормотал Черепанов. Язык у него немного заплетался. – Не хотелось бы мне обратно в империю возвращаться.

– В смысле – варваров туда вести?

– Именно. Может как-нибудь переориентировать их. Скажем, на восток. Или – на северо-восток. Это ж будущие наши земли. В смысле – Древняя Русь. Так может мы ее и обоснуем? То есть – оснуем… Ну ты понял.

– Ага. А что… Нормальная идея. На хрена нам Рим, если мы свою империю основать сможем. С сарматами я договорюсь, а остальные… Кто их спросит!

Они немного помолчали. Каждый о своем. Потом Черепанов снова подал голос:

– Знаешь, Лёха, одна мысль мне покоя не дает… Помнишь те сигналы… Радиосигналы… Ну, когда мы с орбиты сходили?[199]