Контакты особого рода - Василий Головачев

Ифалиук на вызовы-хлопки ладошкой по воде отвечал каждый раз все неохотнее, однако все же всплывал и подолгу смотрел на людей двумя длинными, светящимися желтизной, «кошачьими» глазами и третьим, щелевидным, мозаичным, без зрачков, который раскрылся у него на лобном бугре над рогами. Эти три глаза, по-видимому, были уже земным приобретением Ифалиука-младшего, потому что у старшего, погибшего миллионы лет назад, судя по сообщениям исследователей скелета, глаз не было вовсе.

— Какого дьявола он нас рассматривает? — сердился Толендаль. — Как будто сомневается, мы это или не мы. Лучше бы прислушивался к советам.

— Он все еще ждет, — отвечала Натили.

— Кого?

— Он ждет от нас какого-то поступка… или какой-то информации.

— Ну так спроси у него, чего он хочет.

— Я спрашивала. — На глаза девушки навернулись слезы. — Он отвечает, но я не понимаю.

— Как он отвечает? Мысленно, что ли?

— Я вижу разные картины… как во сне… но они какие-то все странные… чужие… целые потоки пересекающихся видений. Трудно разобраться.

— Почему же я ничего не вижу?

— Ты не веришь, вот и не видишь. Надо верить… и научиться медитировать.

— Этого мне только не хватало. — Толендаль опустил бинокль, через который разглядывал сложное, пластинчато-чешуйчатое тело Ифалиука. Он понимал, что девушка во многом права, но переломить себя внутри не мог. Все казалось, что это сон, что никакого «бога лагуны» не существует и, стоит только сделать усилие, — он проснется в своей комнатушке офицерского общежития на атолле с больной от похмелья головой. Однако «сон» тянулся и тянулся, и, видимо, проснуться Толендалю было не суждено. В конце концов он разозлился на себя и стал потихоньку следовать советам Натили, учиться медитировать, уходить в себя, прислушиваться к своим ощущениям. И — о чудо! — уже на третий день сосредоточения он вдруг при очередной встрече с Ифалиуком отчетливо увидел черную, искрящуюся звездами пропасть космоса, глыбу зеленовато-голубой планеты и косо скользящую в ее сторону жуткую фигуру, составленную из четырех — с виду — фигур: на нижней, похожей на панцирную черепаху, раскорячился страшный, в пупырчатой броне динозавр, на котором, в свою очередь, сидели два таких же чудовищных, одноруких и одноногих урода в бликующих костяными или металлическими наростами доспехах! Вся эта вызывающая дрожь конфигурация достигла верхнего слоя атмосферы планеты, вспыхнула вдруг малиновым пламенем и распалась на три отдельные фигуры, и каждая из них по очереди нырнула в атмосферу, волоча за собой хвосты из пламени и дыма…

Видение закончилось вспышкой головной боли. Франсуа вскрикнул и очнулся.

— Что с тобой?! — кинулась к нему Натили. — Что случилось? Ты… увидел?!

Глядя перед собой расширенными глазами, держась за голову, побледневший Толендаль облизал губы, потом, подчиняясь ласковым рукам девушки, лег на палубу, не отвечая на вызовы встревоженного дежурного.

— Ты что-то увидел? — шепотом повторила вопрос Натили.

Франсуа кивнул. Краска постепенно вернулась на его щеки. Он снял с себя дугу с наушником и усиком микрофона, глянул в удивленно-недоверчивые глаза подруги.

— Ты была права, Тили… Ифалиук упал на Землю из космоса. Но он был не один…

— Я видела, их было четверо.

— Скорее трое, хотя я не разглядел того, в латах…

— Очень все страшные с виду, но я почему-то их не боялась.

Франсуа вспомнил облик «динозавра», содрогнулся, промычал:

— Да уж, милые такие зверьки! Неужели наш Ифалиук один из них?

— Ты сомневаешься?

— Я обязан сомневаться. Та «черепаха» не очень-то была на него похожа. Надо повторить эксперимент. Где малыш?

— Ушел в глубину. Мне в последнее время кажется, что он страдает.

— Может быть, голодает? Все-таки давно его не кормили радиацией взрывов. Надо попросить начальство, пусть устроит очередное испытание. Кстати, а что мне докладывать командиру?

Натили пожала плечами, села на корме, обняв по привычке колени руками, притихла. Ей давно надоела такая жизнь, отсутствие свободы, дружеской атмосферы, подруг, нормальных условий жизни. И если с отсутствием удобств она еще могла смириться, то к напряженно-казенному бытию привыкнуть не могла.

Толендаль взял с палубы рацию, в наушнике которой надрывался дежурный на авианосце, и сказал с раздражением:

— Прекрати орать, капитан! Все нормально, убитых нет. Наш малыш передал всем привет.

Не слушая ответа, Франсуа бросил рацию в шезлонг, подошел к Натили и обнял ее за плечи.

— Давай искупаемся? Я хочу нырнуть туда, к нему, побродить по его телу.

— Зачем?

— Сегодня я впервые услышал его передачу, а главное — кое-что понял. Надо сообщить ему об этом.

Натили, подумав, поднялась, они обнялись, постояли так немного, не думая о том, что на них пялятся телекамеры с рифа, и принялись надевать акваланги.

* * *

Полковник Леко не был допущен к исследованиям Несси-второго, но, будучи специалистом по ядерной физике и знатоком местных условий, отлично знавшим оборудование полигона, часто давал консультации начальнику наспех сформированной бригады по изучению «бога лагуны». А так как начальником стал не ученый, а представитель департамента безопасности полковник Пьер Гарнье, то Морис Леко консультировал его неохотно и скупо, в ответ получая брезгливо-высокомерные поучения и грубые шутки. Неудивительно, что отношения двух полковников стали холодными и если не враждебными, то натянутыми. Леко называл про себя Пьера Гарнье «спесивым надутым индюком», Гарнье, в свою очередь, не стеснялся при подчиненных называть Мориса «выскочкой» и «высоколобым обжорой», намекая на его худобу. Но обоим приходилось скрепя сердце участвовать в обсуждении совместных действий и решать задачи безопасности личного состава.

Когда штабу, сформированному из приезжих чинов и высших сановников правительства, надоело ждать результатов переговоров между посредниками и объектом изучения, последовал приказ провести очередное испытание в рамках прежней программы.

Леко понимал, насколько опасен эксперимент, однако обсуждать приказы не привык и начал готовить одну из уцелевших скважин к взрыву. Полковник Гарнье попытался вмешаться в подготовку, имея собственное мнение по вопросам безопасности, но получил отпор и затаил злобу, нашедшую выход в изоляции Толендаля и Натили от всех людей. Эта изоляция не имела никакого смысла, и Леко в общем-то не собирался вмешиваться, но лейтенант и девушка были ни в чем не виноваты, подобного отношения не заслужили, и Морис в резкой форме потребовал отпустить посредников «для участия в эксперименте». Последовал крупный разговор двух полковников, едва не дошедший до рукоприкладства. Обоих вызвали в штаб, выслушали, и полковнику Леко милостиво разрешили забрать посредников под его ответственность. Взгляд, которым его проводил полковник Гарнье, был весьма красноречив, но на это Морису было наплевать.