Багдадский вор. Трилогия - Андрей Олегович Белянин

Аллахом! Не дождёшься! Всё, молчу! Вай мэ, как ты мог такое сказать… и кому? Мне, своему единственному и лучшему другу! Ты сразил меня в самое сердце, уязвил печень и заставил взволноваться желчь. Тебе должно быть стыдно, из-за тебя я дал страшную клятву, которую намерен нарушить… Но Аллах милосерден, быть может, он не слишком рассердится на горячие слова правоверного мусульманина, искушённого шайтаном гордыни, но искренне раскаивающегося! Короче, дело было так…

Если кто ещё не в курсе, то Насреддин краткостью фраз отличался лишь в афоризмах, а в беседах и устно-повествовательном жанре был многословен до заплетания языка от усталости. Поэтому весь его рассказ я приводить не буду, ограничимся кратким синопсисом недавних событий.

Надо ли объяснять дотошному читателю, как домулло догадался, что перед ним шпион и провокатор, лишь прикидывающийся честным пьяницей? Ведь у-у-умный читатель и так всё знает заранее, его не обманешь и на фуфле не проведёшь…

Надо ли разжёвывать, какой пыткой при помощи куриного перышка и одной гнутой таньга выяснил у перепутанного пленника, как управлять ковром-самолётом? Опытные знатоки фантастики просекли эту фишку ещё до того, как я о ней написал. Видите, и эти объяснения излишни.

И уж наверняка, тем более никого и близко не удивишь той простенькой интригой, ради которой нашим героям подсунули настоящий волшебный ковёр из сокровищницы эмира Сулеймана аль-Маруфа, того самого, что пребывает в данный момент в одном стойле с серым Рабиновичем, сонно треская ячмень и вздрагивая чуткими ушами. То есть все знали всё, и только одному Оболенскому, как литературному герою, а не читателю, приходилось растолковывать такие очевидные вещи…

— Коварный Хайям-Кар просто подставил нас, о мой недогадливый друг. Ибо, купив у «пьяницы» ковёр владыки Бухары, мы бы нарушили сразу две заповеди Корана: поощрили бы оступившегося мусульманина в грехе пьянства, толкнувшего его на путь воровства, и, самое страшное, ни разу не воззвали бы к его совести, пристыдив именем Аллаха, Господа миров, Всевидящего и Всезнающего! После такого от нас отвернулась бы не только вся Бухара, но и Багдад, и Самарканд, и Басра, и Фергана, и Ашхабад, и Бишкек, и…

— Главное, что Москва не отвернётся, ей оно фиолетово, — утомясь перечислением, откровенно зевнул Оболенский. — Но что-то я сути не улавливаю, ведь ковёр-то всё равно у нас. То есть мы прокляты по-любому?

— Э нет, уважаемый, — довольно прищёлкнул языком хитрый домулло. — Грех кражи менее наказуем, чем грех скупки краденого! Тем более если мы наказали продавца за пьянство, связав его, дав по шее и отобрав у него дивный очучан-палас лишь для того, чтобы вернуть его законному владельцу.

— В смысле ослу?

— Не цепляйся к мелочам, эмиру! Пока ещё мало кто в курсе, что правителя города обратили в домашнее животное. Но это не значит, что ему нельзя вернуть его же имущество.

— Я ничего не понимаю в ваших мусульманских штучках, — честно признался Лев.

— Восток — дело тонкое…

— Не грузи банальностями из «Белого солнца пустыни». Что конкретно делать-то будем?

— Ноги! — доходчиво заключил Ходжа. — Но сначала ты, о величайший из воров, вернёшься обратно и доставишь мне моего осла!

— Рабинович мой осёл…

— А ты поедешь на эмире!

Начавший было возмущаться Лев тут же захлопнул пасть. Прокатиться верхом на главе государства? Эхма, да разве какой нормальный россиянин упустит такой шанс?!

Оболенский расчесал пятернёй упрямые кудри и скромно попросил:

— Подбросишь поближе к месту дислокации моего будущего транспортного средства?

Насреддин великодушно кивнул.

— И вот это переложи пока к себе… — Бывший помощник прокурора достал из-за пазухи маленький кинжал с золотой рукояткой, принадлежащий Шехмету, и большущий сапфир, ещё недавно украшавший чалму великого визиря.

— В принципе там ещё много чего можно было натырить, но я подумал, чего со всем барахлом таскаться… Успеешь растаможить, пока не хватились?

— Есть идея получше, о мой вороватый друг… Здесь наши герои расстаются, и поэтому нам придётся проследить эпопею каждого в отдельности. Пишу со слов домулло, так что на этот раз все претензии к нему. А Лев Оболенский спрыгнул с низко летящего ковра примерно в квартале от намеченной цели, удачно приземлившись на соломенную крышу чьего-то курятника. Удача заключалась в том, что он успел отряхнуться, встать, помахать исчезнувшему в небе товарищу… и в этот момент удача неожиданно обзавелась приставкой «не». То есть первого же шага рослого россиянина солома уже не выдержала. Лев рухнул вниз, больно ушиб ключицу, перепугал курей, получил клювом от петуха, дал ему сдачи по гребешку, раздавил в темноте несколько яиц и вышел из курятника в таком виде, что выскочившие на шум хозяева предпочли нырнуть обратно:

— Ай, шайтан! Воистину шайтан, спаси нас, Аллах!

— Пардон, правоверные, ничего личного, случайный форс-мажор. Надеюсь, недвижимость застрахована?

Так и не дождавшись ответа, наше чудо в перьях, желтке, скорлупе и соломе продолжило путь грабежа и разрушений, сослепу выбив лбом две доски в хлипком заборе. Настроения ему это не прибавило, но неожиданно натолкнуло на идею.

«Украсть двух ослов с постоялого двора, по которому до сих пор наверняка шастают надутые на меня фанаты шейха Хайям-как-его-неважно… в принципе несложный вопрос. Сложно будет оттуда выбраться без настырных провожатых. Но, с другой стороны, я ведь тут, на Востоке, вроде уже как в третий раз? Значит, пора хотя бы для разнообразия попробовать действовать и головой… Итак, для успешного проведения плановой операции мне нужен один конкретно взятый шайтан и красивая зелёная тряпочка с буковками. Не помню, но где-то ведь я такую видел, а?»

После короткого размышления, сопряжённого с бесполезным битьём себя по макушке, мой друг сдался, признав, что память начинает подводить, хотя и до склероза ещё тоже далековато. «Ладно, — решил он, — тогда начнём с простого, с того же шайтана, например…»

— Шайта-ан! — негромко, но с чувством пропел Лев. — Ты меня знаешь, лучше сам подойди, а то хуже будет, Я тебя предупредил, чтоб потом в Страсбург и не жаловался!

Общеизвестно, что враг рода человеческого является не только по громкой просьбе, но и даже