Приглашение в зенит - Георгий Гуревич

— Ну, ищи, ищи свои поля. — Вячеслав снисходительно хлопает друга по плечу. — Сто лет будешь искать. А я через год принесу тебе готовые рецепты. Я уже на верном пути. Перу — вот настоящее место. И как я раньше не догадался? Гладкая полоса в горах — явно взлетная, на ней гигантские рисунки, видные только с неба. Шеститысячелетняя цивилизация, не зародилась же она сама собой. И груды золота. Откуда там золото, приисков нет же сейчас? Эльдорадо искали, не нашли. И клады инков до сих пор не найдены. Конечно, там не только драгоценности в тайных пещерах.

Вячеслав отправляется в Перу, пересекает страну с запада на восток. Переваливает через снежные горы, спускается в тропические леса. Мерзнет, задыхается от недостатка кислорода, задыхается от влажного зноя, болеет желтой лихорадкой, умирает от голода, ловит рыбу и охотится, на него охотятся кайманы, анаконды и пираньи; приключения на Амазонке не обходятся без этих кровожадных рыбешек. Вячеслав разыскивает патриархальные индейские племена, живет с ними, изучает язык, перенимает обычаи… входит в доверие, это он умеет. И ему открывают тайну подземелий Тупака Амару, последнего инки, вождя восстания против испанцев.

Груды золота, тонны золота, золотая посуда, золотые сосуды, золотое оружие, украшения. Не от богатства, инки не знали железа, золото было у них основным металлом. К тому же большая часть его досталась испанцам, завоеватели потребовали комнату, полную золота до потолка, в качестве выкупа у Атауальпы. Золото забрали, пленника казнили. Но тонны все же сохранились. Тонны золота… на пришельцев никаких намеков.

— Ну а ты как? — традиционно спрашивает Вячеслав, отчитавшись об очередном разочаровании. — Впрочем, я и сам вижу, как ты. Плохо выглядишь, скверно. Поседел, сгорбился, кашляешь… не на пользу тебе лаборатория, едкие щелочи и кислоты. Слушай, бросай ты свои колбы, пробирки, едем со мной. Дело верное. Золото я отдал, конечно, по принадлежности, оно народу принадлежит, но перуанское правительство дает мне пять процентов заимообразно. Организуем поиски пришельцев в глобальном масштабе. Широким фронтом пойдем. Ни одного намека не пропустим. И ручаюсь, через год–два будет в наших руках “Волшебная книга” или ее подобие. Тогда наладим заводское производство, конвейер превращений: воду в вино, хлеб в мясо, ртуть в золото, между прочим. Расплатимся с перуанцами… и тогда мы люди свободные, волшебники у конвейера…

Но Логин качает головой отрицательно.

— Да ты и пяти лет не проживешь, — убеждает Вячеслав. — Вот уж порастратил здоровье в пробирках. Вижу — термометры вокруг, целая коллекция термометров. Зачем столько? Каждый час температуру меришь? Доходяга!

— Но ведь в термометрах ртуть, — улыбается Логин.

— Ну и что с того?

Тогда Логин берет все термометры, сколько ни есть, вставляет в гнездышки полированного ящика. Вставляет, а затем вынимает один за другим. Желтое сверкает на свету. В капиллярах вместо ртути золото!

Вот план и составлен. Можно писать повесть. Есть начало — сон, есть конец — термометры.

И все‑таки не уверен я, что буду писать эту историю об учебнике волшебного дела. Вижу литературные трудности, которые трудно преодолеть, едва ли сумею.

Порядок глав такой: кабинет — тайга, кабинет — Гималаи, кабинет — Австралия, кабинет — Амазонка… Успех добыт в кабинете, но ведь главы‑то о странствиях занятнее. У Логина рассуждения, у Славы активные действия, чужие страны, разные люди, враги и помощники, борьба, спешка, напряжение. Увы, приключения для нас интереснее теории… даже теории колдовства. Боюсь, что и сам я, будь я читателем, торопился бы пролистать физические главы, скорее перейти к географическим.

Представляю себе, что некий писатель решил бы создать многоплановую эпопею о XVII веке. И в одном плане был бы д’Артаньян, а в другом Галилей. Они же современники. Осада Ла–Рошели датируется 1628 годом, отречение Галилея — год 1633–й. И были бы в том романе четные главы о Галилее, а нечетные о мушкетерах. Нет сомнения, что при всем уважении к великому ученому, читатели бы пропускали астрономические главы, торопясь к фехтовальным.

И незачем даже представлять, воображать такое, пример у меня на полке: детектив братьев Вайнеров о краже скрипки Страдивариуса. Там перемежаются главы о краже с главами о жизни великого мастера. И кража, увы, затмевает творчество, следователь волнует больше, чем мастер.

Видимо, таково свойство человеческой психики. Борьба для нас занимательнее, чем труд, действия интереснее мышления. Даже и Пушкин “читал охотно Апулея, а Цицерона не читал”.

Ведь я же задумал повесть о Логине — теоретике волшебного дела. Славу ввел, чтобы немножко облегчить чтение, расцветить, разбавить сухие ученые главы. Но боюсь, что расцветка затмит рисунок. Приключения Славы и придумывать, и описывать легче. Невольно акцент уходит из кабинета в горы и леса.

Пожалуй, и сам Слава как герой привлекательнее Логина. Смелый и находчивый, неутомимый, неунывающий, и с людьми‑то он ладит, и в доверие легко входит. Право, и читателю он понравится больше, чем педантичный Логин. И хотя не он одержит победу, хотя не он на правильном пути, читатель ему захочет подражать, а не сугубо положительному Логину.

У Джека Лондона есть известный рассказ “Черепахи Тэсмана”. Герои его — два брата, они получают равное наследство. Младший умножает его дома, в Штатах, старший ищет богатство в Южных морях, пускается в авантюры, садится на мели финансовые, сажает на мели суда, терпит крушения, морские и житейские, теряет здоровье и деньги, свои и одолженные у брата, к нему же приезжает умирать. Но крепкого, благополучного, преуспевающего городского бизнесмена никто не любит и не уважает, а о старшем бизнесмене–авантюристе говорят с восторженным почтением: “Клянусь черепахами Тэсмана, это был человек!”

Не будем ли мы с вами, и автор и читатели, сочувствовать авантюристу Славе, вместе с ним надеясь, что в следующий раз он найдет и философский камень, и эликсир жизни, и готовенькую волшебную палочку.

И даже если, литературной логике вопреки, я сделаю его нехорошим человеком, не таким, каков он — общительный, увлекающийся, легкий на подъем и легкомысленный, а злобным, жестоким, нелюдимым, все равно его позиция будет выглядеть заманчивее, потому что — такова уж психика человека, — потому что мы с вами хотим не просто чудес, а чудес легких, легко достижимых.

На то есть причина, психологическое оправдание.

Ведь легкий путь — это путь экономии, быстрый, короткий, всем доступный. Так стоит ли идти по скользкой, извилистой, труднопроходимой тропинке? Не проще ли рискнуть и спрыгнуть с откоса?

Правда, рискуешь, можно и ноги переломать. Но говорят, что риск — благородное будто бы дело.

Каждый понимает: если ежедневно откладывать рубль, то к старости, учитывая еще и сложные проценты, наберешь тысяч тридцать. Но ведь это так скучно и невыразительно, каждый вечер думать о рубле, каждый месяц нести тридцатку в сберкассу, скопидомничать, годы до старости считать. Не лучше ли купить лотерейный билет? Авось повезет. Трах — и машина!