Выбор девы войны - Дэвид Вебер

бы хорошей идеей начать думать о своем собственном подходе, Вейжон.

Вейжон кивнул, его глаза посуровели, а мышцы челюсти напряглись, когда он увидел огромную четырехрукую фигуру с шипастой кожей и кошачьей головой, вырисовывающуюся за пересекающимися ливнями дротиков и полетами стрел сотойи. Он наклонился с седла, чтобы забрать свое копье у одного из Конокрадов Ордена, а затем посмотрел на Хартанга.

- Приготовься расчистить мне путь, - тихо сказал он, и Хартанг кивнул.

- Да, - мрачно пообещал он. - Мы просто сделаем это.

Он хлопнул Вейжона по бронированному бедру, затем отвернулся и начал выкрикивать свои собственные приказы.

- Пожалуйста, вы обяжете меня, ваше высочество, оба ваших высочества, если останетесь в живых, если вам будет угодно, - сказал Вейжон, не отводя взгляда от этого кошачьего чудовища. - Если бы я думал, что от этого будет какой-то толк, я бы попросил кого-нибудь из парней Хартанга перетащить вас двоих на одну из барж.

- Сейчас немного поздно для этого, Вейжон, - заметил Юрохас с тонкой улыбкой.

- Кроме того, - добавил Аршам, оглядываясь через плечо на бой, бушующий на берегу реки, как раз в тот момент, когда над головой пролетел еще один огненный заряд, - похоже, что по крайней мере половина барж также атакована.

***

Дьявол по имени Зурак завизжал, как самая большая пантера во вселенной, когда двадцать галлонов бэйнфайра попали ему прямо в живот. Одного удара было достаточно, чтобы пошатнуть даже существо его размера, и он поймал себя на том, что жалеет, не захвативши с собой хотя бы один щит вместо мечей и боевых топоров, зажатых во всех четырех его руках. Пламя разгорелось мгновенно, стекая по его покрытой железом шкуре, цепляясь и обжигая с такой чисто физической болью, что он взвыл от нее. Его опаленная чешуя заменилась почти так же быстро, как и была съедена, но это мало что сделало, чтобы утолить его пылающие муки или опустошение, стекающее с него, чтобы облизать и поглотить плотно сбившихся вокруг него упырей.

Он яростно уставился на баржи, стоящие на якоре посреди реки, на команды катапульт и арбалетчиков, продолжающих поливать огнем истекающие кровью ряды упырей, даже когда другие существа набросились на суда. Три из этих барж были затоплены, их защитники перебиты, но остальные все еще держались и продолжали обстреливать западную часть обороняющейся армии своими смертоносными дротиками. А баржи-катапульты, находившиеся дальше, обрушивали огонь и разрушения далеко на ряды его собственных перепуганных войск.

Он тоже почувствовал разрушение Кимажа, и он был даже ближе к нему, чем Аншакар. Он знал, что это сделал не только Базел; для совершения преступления потребовались и Базел, и Уолшарно, оба. И он мог чувствовать другого защитника, того, кого звали Вейжон, перед собой на дальней стороне линии пехоты, которая, наконец, начала рассыпаться. Вейжона... у которого не было защитника-скакуна, который мог бы ему помочь.

- Вперед! - крикнул он из своего огненного кокона, выкрикивая команду отчаянно барабанящим шаманам. - Вперед! Сломай их, сломай их сейчас же!

Шаманы услышали его, и барабаны загремели и покатились, отбивая их команды и ярость бога шаманов. Они пронеслись над упырями, собрали их и швырнули прямо в зубы щитам, мечам и пикам защитников. Атаковать эту непреклонную линию было равносильно смерти... Но были вещи похуже простой смерти, и одну из них звали Зурак.

***

- Стоять! Стойте на местах!

Громовой крик Юргажа Чарксона был отчетливо слышен даже сквозь шум битвы и оглушительный грохот барабанов. Вероятно, это был самый излишний приказ, который он когда-либо отдавал, подумал он, вспоминая другие поля и другие сражения. Он завоевал свое офицерское звание, стойко удержав даже обезумевших от Ража градани перед лицом поражения, но не было никакого сравнения между врагами, с которыми он сражался тогда, и теми, с кем его люди столкнулись сегодня. Пехота Бахнака Каратсона была жестким, опасным противником, но они были людьми, а не красными клыкастыми существами, ведомыми и подстрекаемыми чем-то из кошмара.

Он выхватил свой меч и выставил щит, когда лавина визжащих упырей бросилась вперед с удвоенной яростью. Вокруг него его воины и скакуны делали то же самое. Они узнали, как и требовал князь Бахнак, что генералы, даже генералы градани, не имеют права терять контроль над своими силами, ввязываясь в самую гущу ближнего боя. К сожалению, на этот раз все выглядело так, будто рукопашная схватка должна была подойти прямо к ним.

***

Чудовищная атака обрушилась на пехоту градани, как таран. Боевые дубинки, копья, когти и клыки обрушились на них волной невероятной ярости. Они подчинялись своему генералу, эти пехотинцы. Они стояли на своем, как могли только градани, разъяренные, но стоять на своем было недостаточно. Не в этот раз.

Сотни из них погибли там, где они стояли на этой земле, и линия прямо перед Зураком разорвалась.

***

Зазвучали горны, их звуки возвышались над оглушительным громом битвы, созывая резервы. Но в тот момент, в то мгновение, когда линия разорвалась, ни у одного из этих резервов не было времени отреагировать.

Поток упырей ворвался через пролом, пенясь, размахиваясь, чтобы ударить копейщиков с обеих сторон во фланг и тыл. Отделения пехоты, размещенные непосредственно за линией фронта, повернулись к ним лицом, сражаясь, чтобы удержать наплыв до прибытия более мощных подкреплений, но они были отброшены назад, вынужденные отступать шаг за шагом, истекая кровью. И через середину этого разрыва, прямо в зубы стоявших за ним сотойи, вышло существо из кошмара, все еще окутанное ослепительной короной из огненного пламени и вопящее от ярости.

Стрелы и арбалетные болты полетели ему навстречу с обеих сторон, но люди прямо перед ним были слишком заняты борьбой за свои жизни, и сотойские оруженосцы, сменившие луки на копья, ринулись вперед. Самым ценным оружием конного солдата была инерция. Они были бы дураками, если бы предприняли эту атаку стоя, но у них также не было времени и пространства, чтобы набрать скорость. Против чего-то с физическими размерами и силой упырей это было фатальным недостатком. Их легкие копья давали им преимущество в досягаемости даже над чем-то с такими длинными руками, но им не хватало скорости, чтобы нанести настоящий контрудар. Десятки тварей упали, визжа и извиваясь, хватаясь за пронзившие их копья. Но они также забрали эти копья с собой, вырвав их из рук оруженосцев, которые их несли.

Ветераны-оруженосцы скорее выпустили свое оружие, чем тщетно пытались удержать его. Сабли вылетели из ножен