Бригада (1-16) - Александр Белов

за доброго идиота держат? Я что, похож, скажи, а?

Кос добросовестно вгляделся в друга:

– Нет, на доброго идиота ты, Саня, не похож. А может, привести в действие давнее предложение Фила – просто загасить их, и дело с концом?

– Да я как раз к тому же. Только пусть их другие гасят. – Саша потушил сигарету, не выкурив и половины. – А я команду дам – ревизию срочную провести, человечка надежного пошлем, сообразительного. Уральские пацаны и прикроют. Ну, дело говорю?

– Дело, дело, Белый. Только уж больно все тонко вырулиться должно. Как бы не порвалось…

– Не должно, Кос. А с трио бандуристов мы разберемся таким вот макаром…

Саша на белом листе написал крупно «ТРИО БАНДУРИСТОВ», внизу нарисовал физиономии, которые он хорошо знал. Из переданных Введенским досье. Слишком хорошо. Фатос даже однажды приснился ему под утро. Развалился в кресле и чистил ногти. Бр-р-р, отвратный тип. Тощую физиономию Фатоса Саша украсил длинными тараканьими усами, лихо закрученными на концах в поросячьи хвостики. По краям рожи карикатурного красавчика кудели росли уши, как у летучей мыши. Круглое лицо Кирпича добро улыбалось с рисунка, а маленькие глазки слились в одно длинное хитрое око, по центру которого встретились две точки зрачков.

– Надо так подставить этого гребаного албанца, чтобы его по любому замочили. – Саша обвел в кружок Фатоса и от него направил стрелку к Куделе. – Куделе только повод нужен. И он его получит. Макс уже ни на шаг не отходит от Куделиного фрица. В нужный момент он его уберет. А Хохла мы просто полиции сдадим – есть тут у меня одна мыслишка. За своих Куделя на уши встанет. И уже безо всякой предъявы пойдет Фатоса мочить. Если все срастется, уже полегче будет. Останется разобраться с Куделей. То еще чмо. – Саша поставил возле Куделиных ушей по маленькому вопросительному знаку.

– А Кирпич как? Не просечет фишку? – кивнул на толстяка Кос.

– А как? Европа далеко… С Кирпичом мы сможем найти общий язык. Он мужик тертый, умный и, главное, с царем в голове. Ему самому эти два остолопа поперек горла стоят. Так что он будет только благодарен тому, кто их уберет. Но мы будем скромными. Нам ведь лишние лавры и лычки на погонах не нужны? – Саша обаятельно улыбнулся, ставя возле Кирпича жирный знак восклицательный. Затем еще и еще один.

– Красиво раскладываешь, Белый. Лишь бы нам не обжечься. До посинения.

– Кос, ну ты же у нас голова! – Саша встал, подошел к стеллажу, достал бутылку «Хеннеси». – Обмозгуй на досуге детали. Пара лишних тузов в прикупе нам не помешает. Как говорил по этому примерно поводу Карл фон Клаузевиц: «Чтобы обратить войну в игру, нужен лишь элемент случайности, но в нем никогда недостатка нет». Побеждает тот, кто эти «случайности» готовит заранее. Выпьем, что ли, за удачу! Вроде ничего конь.

– Давай, Саня! Я налью.

Плеснув в рюмки коньяка, Кос поднял свою:

– Ну, за нее, родимую?

Саша тут же присоединился и заговорщицки подмигнул Косу:

– И за тузы в прикупе.

– Все будет тип-топ, Саня. Это я, Космос Юрьевич, тебе обещаю!

Если уж начистоту, то Саша рассказал Косу лишь упрощенную схему. На самом деле в ее реализации должно быть задействовано гораздо больше ходов и людей. А Космос… Меньше знаешь, крепче спишь.

– Кос!

– А?

– А не оторваться ли нам?

– В смысле? В кабак? В казино? К бабам?

– Круче, Кос. В парк Горького.

– А что там такое?

– Только что новые американские горки поставили. Едем?

– Ну… – изумленно согласился Кос. Непредсказуемые ходы Белого всегда заставали его врасплох.

– А то я так в канцелярскую крысу превращусь. – Саша сгреб все бумаги со стола в верхний ящик. И спросил серьезно. – Посмотри, у меня там сзади ничего нет?

– Вроде нет, – Кос налил по новой. – А что?

– Хвост не отрастает? Крысиный, – уточнил Саша.

– Хвост у тебя, Белый, спереди растет, – заржал Космос и немедленно выпил.

На американских горках захватывало дух и организм без лишних усилий выделял изрядную дозу адреналина.

Потом катались на цепочных каруселях. Там уже пели. Потому что перед тем пили. А еще перед тем купили связку воздушных шаров и по одному запускали в небо. Пили и после этого. И во время. За каждый отпущенный на волю шар.

После петли Нестерова решили снизить градус лютости. Подходящий объект нашелся среди детских аттракционов. Было уже восемь вечера, поэтому молодого карусельщика вытащили из норы, где он с дружбаном в оранжевой робе уже разложил нехитрый закусон под поллитровочку.

– Запускай, мужик! – Космос, шатаясь, попытался вытащить пистолет, но Саша остановил его:

– Давай, отец! – он кинул на покрытый газетой столик мятого «Франклина». – Видишь, гуляем!

И отец дал. Карусель крутилась на полной скорости, уже битый час. Или два. Или полчаса. В такой круговерти разве разберешь? Похоже, «отец» с оранжевым забыли о пацанах. А те отрывались по полной.

Кос оседлал розовую в цветочках лошадку:

– Это не лошадь, это пони! – орал он на весь парк.

– Ты – кентавр! – на весь же парк отвечал Саша.

Он ехал задом наперед на веселеньком зелененьком львенке. Держась за хвост, подозрительно крошащийся на месте стыка с попой зверя.

– Мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним… – вопил Кос.

– И отчаянно ворвемся прямо в снежную зарю-у, – не отставал Саша.

К пятой песне их уже изрядно мутило.

– Отец, – надрывался Кос, – сними с коня!

Он достал-таки пистолет и трижды выстрелил в небо.

– Победа! – заорали друзья хором, когда, наконец, карусель, стала тормозить, а затем и остановилась. Только теперь уже кружилась вся земля.

Кос отошел к оградке и повернулся к Саше спиной.

– Э-э! – смеясь, окликнул его Саша, – что, а?

– Территорию мечу, – пьяным голосом ответил Космос. – Это теперь все наша территория, понял, брат?

Оля уже спала. Во всяком случае, свет в квартире не горел. Саша бесшумно, как ему казалось, открыл дверь и в темноте стал в прихожей разуваться. И, не в силах побороть шнурки, стянул ботинки прямо так. Те с глухим стуком обиженно шлепнулись на пол.

– Так, – услышал Саша и оторвался, наконец, от ботиночной возни. Он поднял глаза. Перед ним была Оля. В чем-то прозрачном. И красивом. Он никак не мог рассмотреть.

– Олька, не кружись, пожалуйста, – жалобно попросил он. Но, кажется, кружилась не Оля, а вся квартира. Черт его знает что