Тень ночи - Дебора Харкнесс

– Нет, Энни. Господь сообщил мне, что мастер Марло покинул наш мир и вступил в мир иной. И да обретет он там долгожданный покой, которого не знал здесь.

Хаббард перевел взгляд на другое свое чадо – Энни. За это время она успела превратиться из нескладного подростка в привлекательную девушку. Быть может, она излечит Уилла Шекспира от его греховной любви к чужой жене.

– Но ты не горюй. Госпожа Ройдон просила меня заботиться о тебе, как о родной дочери. Как ты знаешь, я и без ее просьб всегда заботился о своих детях. У тебя будет новый хозяин.

– Скажите, отец, кто он?

Энни понимала: ей придется безропотно идти в услужение к тому, кого назовет Хаббард. Она мечтала стать портнихой, обосноваться в Ислингтоне, брать заказы и ни от кого не зависеть. Помнится, когда Энни поделилась своей мечтой с госпожой Ройдон, та объяснила, какая сумма понадобится на это. Чтобы скопить такие деньги, нужно соглашаться на любую работу и экономить каждый пенни.

– Я отправлю тебя к мастеру Шекспиру. Теперь, когда ты научилась читать и писать, твое положение повысилось. Возможно, ты сумеешь стать ему полезной и помогать в работе.

Хаббард вертел между пальцами записку Кита. Ему очень хотелось добавить ее к посылке, которую он недавно получил из Праги. Посылка пришла к нему благодаря разветвленной сети почтовых курьеров и торговцев, созданной голландскими вампирами.

Хаббард до сих пор не понимал, зачем Эдвард Келли послал ему странную картинку, изображавшую драконов. Эдвард был темной и скользкой личностью. Хаббард не одобрял его моральных принципов, которые правильнее было бы назвать беспринципностью. Этот демон не видел ничего предосудительного в откровенном воровстве и прелюбодеянии. Однако Эдвард тоже принадлежал к числу детей Хаббарда. Помнится, проводя с Келли ритуал принятия в семью и добровольного приношения крови, он не испытал никакого удовольствия. Это походило на малоприятную обязанность. Взамен Хаббард сумел заглянуть в душу Келли и понял, что не хочет видеть его в Лондоне. Тогда он отослал Эдварда в Мортлейк. С тех пор Ди не докучал Хаббарду просьбами найти ему учителя магии.

Однако Марло писал, что фигурка Дианы должна перейти к Энни. Хаббард сознавал, что не смеет изменять последнюю волю того, кто писал записку за считаные часы до смерти. Поэтому он протянул Энни фигурку и клочок бумаги.

– Советую отнести это к твоей тетке Сюзанне. У нее то и другое сохранится надежнее. Записка – память о мастере Марло.

– Да, отец Хаббард, – сказала Энни.

Она тоже не посмела ослушаться повеления своего духовного отца, хотя с бо́льшим удовольствием продала бы серебряную вещицу, а деньги спрятала в чулок, где хранились ее сбережения.

Покинув церковную крипту, где по-прежнему находился двор Эндрю Хаббарда, Энни побрела по лондонским улицам к жилищу Уилла Шекспира. Он был менее взбалмошным, чем Марло. Госпожа Ройдон всегда говорила о нем с уважением, хотя друзья Шекспира часто потешались над ним.

Энни быстро прижилась на новом месте. Ее настроение с каждым днем становилось все радостнее. Когда пришли известия о печальных обстоятельствах кончины Марло, Энни поблагодарила Бога, своевременно избавившего ее от многих напастей. Новость о смерти Марло сильно подействовала на мастера Шекспира. Он крепко напился и даже повздорил с распорядителем празднеств, но сумел дать убедительные объяснения, сказав, что не помнил себя от горя. Потом все вернулось в прежнюю размеренную колею.

Жилище мастера Шекспира требовало основательного наведения порядка. Постепенно Энни добралась и до окна, успевшего потемнеть от грязи. Ей пришлось не раз сменить воду. Энни погрузила тряпку в таз, наклонилась. И вдруг из кармана ее фартука выпал клочок бумаги. Ветер, дувший в открытое окно, подхватил его и швырнул на пол.

– Энни, что это? – насторожился Шекспир, указывая пером на выпавшую бумажку.

В голове мелькнула мысль: «Не ведет ли служанка двойную игру?» Прежде Энни служила у Кита Марло. Конечно, прежнему хозяину она уже ничего не могла сообщить о Шекспире. Но у него хватало соперников среди живых драматургов. Недопустимо, чтобы они узнали, как отчаянно он нуждается в покровителе. Когда из-за чумы позакрывались едва ли не все театры, трудно поддерживать в надлежащем состоянии тело и дух. Его поэма «Венера и Адонис» могла бы поправить финансовые дела… только бы никто не украл у него сюжет.

– Энни, ты слышала вопрос? Что это?

– Ничего, м-м-мастер Шекспир, – пробормотала, запинаясь, служанка и нагнулась за бумажкой.

– Раз ничего, подними и подай мне, – велел драматург.

Получив бумажку, Шекспир сразу узнал почерк. У него зашевелились волосы на затылке. Это было послание от мертвеца.

– Когда Марло дал тебе эту бумажку? – сурово спросил Уилл.

– Он не давал мне ее, мастер Шекспир. – Энни не могла заставить себя соврать. Ее способности ведьмы были невелики, зато судьба щедро наградила девушку честностью. – Записка была спрятана. Ее нашел отец Хаббард и отдал мне. Сказал, что на память о мастере Марло.

– А он нашел записку уже после смерти Марло?

Покалывание в затылке Шекспира утихло. Тревога сменилась любопытством.

– Да, – прошептала Энни.

– Тогда я оставлю записку себе. Так она надежнее сохранится.

– Конечно.

Шекспир сжал пальцы. Энни с тревогой смотрела, как последние слова Кристофера Марло исчезли в кулаке ее нового хозяина.

– И смени тряпку. Этой ты не столько моешь, сколько грязь растираешь. Давай иди. Мне работать надо.

Отправив Энни за чистыми тряпками, Шекспир разжал кулак и внимательно прочитал строчки:

Шекспир вздохнул. Он никогда не понимал стихотворного размера, которым писал Кит. А меланхоличный юмор и болезненное обаяние были слишком мрачными для нынешних печальных времен. Такое лишь испугает зрителей, особенно сейчас, когда смерти в Лондоне стали повседневным явлением. Он вертел в руках перо и думал.

Утрата истинной любви. Да уж… Шекспир насмешливо фыркнул. В своих пьесах он только и делал, что воспевал истинную любовь, хотя те, кто ему платил, похоже, никогда не уставали от любовных охов и вздохов. Шекспир написал эти слова на листе, затем перечеркнул, поместив поверх них единственное односложное слово, которое точнее передавало его ощущения.

Демоны. Шекспира до сих пор терзал и раздражал успех «Фауста», написанного Китом. У него самого не было таланта писать о существах, обитающих за пределами видимого и осязаемого мира. Ему куда лучше удавались характеры простых смертных с их чисто человеческими недостатками. Иногда Шекспиру казалось, что и он мог бы написать превосходную пьесу с участием призраков. Возможно, там бы действовал злой, мстительный призрак отца, отравляющий жизнь сыну. Шекспир содрогнулся всем телом. Из его собственного отца получился бы жуткий призрак, если Господу вдруг наскучило бы общество Джона Шекспира и отцовский жизненный путь подошел бы к концу… Нет, не надо ему сейчас никаких демонов.