Герман Геринг. Второй человек Третьего рейха - Франсуа Керсоди

После того как трибунал огласил приговоры, Дворец правосудия опустел, а тюрьма преобразилась. Семерых подсудимых, приговоренных к тюремному заключению, перевели этажом выше, а троих оправданных освободили[738]. И на первом этаже остались только одиннадцать заключенных, которых через две недели после вынесения приговора ждала виселица. Полковник Эндрюс, чтобы не позволить нацистским преступникам в последний момент избежать заслуженной кары, потребовал от подчиненных повысить бдительность, запретил заключенным прогулки на воздухе и мытье в душе, приказал охранникам пристегивать их к себе наручниками при сопровождении в комнату для свиданий, а также распорядился сменить постельное белье, ужесточить цензуру, чаще устраивать проверки и обыски…

Герман Геринг остался в камере номер «5», последней в ряду камер смертников. Он мог в течение четырех дней подать ходатайство о помиловании в Контрольный совет по Германии, что и сделал его адвокат. А 4 августа, на случай отклонения этого ходатайства, доктор Штамер подал от имени своего клиента прошение о замене смертной казни через повешение расстрелом. При подаче прошения усердный адвокат сослался на службу Геринга во время Первой мировой войны, на его миротворческие усилия, на то, что суду не было предъявлено ни одного документа, который подтверждал бы, что его клиент был осведомлен об истребления евреев, и, наконец, на то, что все, что инкриминировалось Герингу, относилось по большей части к политике, а не к уголовным преступлениям. А тем временем Геринг, вновь напустивший на себя вызывающий вид, сказал тюремному парикмахеру: «Что ж, пусть меня повесят! В любом случае, стрелки из них никудышные. Возможно, именно поэтому они и не хотят ставить меня к стенке!» Но больше всего горделивого «железного Геринга» раздосадовало то, что после спада ажиотажа в средствах массовой информации его соотечественники занялись другими делами и быстро о нем забыли.

Пятого октября Геринг отдал обручальное кольцо доктору Штамеру, чтобы тот передал его Эмме. Но она, вопреки всем ожиданиям, получила разрешение увидеть в последний раз мужа 7 октября. Объятий не было, поскольку Эмму отделяли от мужа решетка и стекло, а сам он был прикован наручниками к своему охраннику и находился под охраной трех вооруженных автоматами солдат. Он сразу же спросил: «Как Эдда отреагировала на приговор? Она знает, что меня ждет?» Эмма ответила, что решила ничего не скрывать от дочери и что та ей сказала: «Мамочка, не горюй. Возможно, и нам остается мало прожить, и тогда мы скоро встретимся с папой. Но там между нами больше не будет решетки и стекла!» При этих словах лицо отца просветлело: «Моя маленькая Эдда! Надеюсь, что ее жизнь не будет слишком тяжелой. Господи, с каким облегчением я умер бы, если бы знал, что вы защищены и хранимы». В конце свидания Эмма спросила: «Ты еще веришь в то, что тебя расстреляют?», на что Геринг ответил: «По крайней мере, ты можешь быть уверена в одном: им не удастся меня повесить!»

Ответ из Контрольного совета задерживался, а Геринг продолжал томиться в камере. Он много читал и писал, его навестили тюремный врач, добродушный доктор Пфлюкер, священник Гереке, лейтенант Виллис и конечно же капитан Гилберт. «Геринг больше не расположен был смеяться, – записал американский психолог. – Он лежал на полевой кровати, изможденный и деморализованный. В ходе наших разговоров он постоянно цеплялся за свою героическую легенду, как ребенок, продолжавший держать в руках остатки лопнувшего воздушного шарика. Спустя несколько дней после вынесения приговора он снова спросил меня, что показали психологические тесты о его личности. Особенно тест с чернильным пятном, поскольку это давно его интересовало. На сей раз я ему сказал: “Если честно, эти тесты показали, что у вас живой и деятельный ум, но у вас не хватает смелости по-настоящему выполнять свои обязанности. Во время теста с чернильным пятном вы выдали себя небольшим движением”. Геринг тревожно нахмурил брови. “Вы помните карту с красным пятном? Так вот, угрюмые невротики часто застывают перед этой картой, а затем говорят, что на ней кровь. Вы тоже заколебались, но не сказали про кровь. Вы попытались вытереть пятно пальцем, словно тем самым старались стереть с карты кровь. Именно так вы и делали в ходе суда – снимали наушники всякий раз, когда доказательства вашей вины становились для вас невыносимыми. Именно так вы поступали и во время войны, изгоняя ее ужасы из своего сознания с помощью наркотиков. Вот в чем заключается ваша вина. Я согласен со Шпеером: вы боитесь осуждения со стороны других”[739]. Геринг с обидой посмотрел на меня и умолк на некоторое время. Потом сказал, что все эти психологические тесты не имели никакого значения и что ему было совершенно наплевать на то, что сказал подлец Шпеер».

Девятого октября в Берлине собрался Контрольный совет, чтобы принять решение по ходатайствам. И все их отклонил[740]. Геринг узнал об этом 11 октября. После этого он снова принялся писать, не обращая внимания на вопли, доносившиеся из камеры Заукеля, на сенсационные статьи в прессе, объявлявшие о скором приведении приговоров в исполнение[741], на рев моторов американских грузовиков, доставлявших виселицы, и на стук молотков рабочих в спортивном зале.

Новости в тюрьме передавались быстро, и приговоренный к повешению Герман Геринг узнал, что казнь должна состояться 16 октября в час ночи. Вечером 15 октября он попросил пастора Гереке причастить его и дать ему благословение лютеранской церкви, но священник отказал под предлогом того, что Геринг не проявил ни малейшего раскаяния и не обнаружил признаков веры в Господа… Около 20 часов лейтенант Джон В. Вест пришел в камеру Геринга для ежедневного досмотра и произвел его особенно тщательно. «Все его личные вещи обысканы, простыни сдернуты с кровати и вытряхнуты, матрас перевернут и осмотрен. Ничего не обнаружено», – доложил лейтенант и добавил, что Геринг «казался очень счастливым и много говорил».

После ухода Веста бывший рейхсмаршал лег в одежде на полевую кровать и углубился в чтение взятой из библиотеки книги под названием «С перелетными птицами в Африку». Незадолго до 21 часа он поднялся, навел порядок в камере, переоделся в пижаму, лег, накрылся одеялом по грудь. Казалось, он задремал. В 21 час 30 минут в камеру вошел доктор Пфлюкер, чтобы, как обычно, дать узнику снотворное. Он поговорил с Герингом минуты три[742], пожал ему руку и ушел. После смены караула в 22 часа 30 минут рядовой Гарольд Ф. Джонсон увидел, что Геринг лежит на спине, положив руки поверх одеяла. В 22 часа 40 минут он увидел, как тот повернулся к стене, а через пару минут вновь лег на спину. Но в 22 часа 47 минут Джонсон заметил, что Геринг «как будто оцепенел и с его губ сорвался сдавленный вздох». Джонсон сразу же вызвал дежурного сержанта, тот вошел в камеру вместе с пастором Гереке, доктором Пфлюкером и дежурным лейтенантом. И все поняли: Герман Геринг при смерти. Доктор Пфлюкер пощупал у него пульс: он был очень слабым, а вскоре исчез. Откинув одеяло и нагнувшись, чтобы выслушать сердце, доктор обратил внимание, что в левой руке умирающий узник сжимает конверт и латунную патронную гильзу, явно послужившую тайником для ампулы с цианидом. Прибывший около 23 часов американский военный врач Чарльз Дж. Роска обнаружил во рту скончавшегося Геринга осколки стекла после того, как ощутил в камере запах миндаля.