Шарль де Голль. Военные мемуары. Том 1. Призыв. 1940-1942 - Шарль де Голль

Однако я обратил внимание Идена на то, что трудности, создаваемые для нас в Леванте английской политикой, проволочка с направлением Пешкова в Диего-Суарес, политика расчленения и нейтрализации Французской империи, проводимая Соединенными Штатами, их позиция в отношении Сен-Пьера и Микелона, Антильских островов, Гвианы и Новой Каледонии, деятельность миссии Франка против наших владений в районе Нигера — все это по-прежнему является для нас причиной беспокойства. Английский министр иностранных дел ответил на это повторением своих заверений.

Учитывая изложенное выше, прошу вас довести до сведения состоящих при вас английских представителей (а генерала Катру — до сведения Кэйзи) о том, что я поставил вас в известность о моих недавних беседах с Черчиллем и Иденом. Скажите им, что в результате этих бесед беспокойство, которое мы испытывали в связи с различными тревожными признаками, может считаться устраненным в том, что касается англичан. Добавьте, что в связи с этим вы готовы в районе, находящемся в вашем ведении, вновь создать разрядку в отношениях.

В конечном счете я полагаю, что недавняя поездка Молотова в Лондон и Вашингтон явилась для нас действительной поддержкой и что требования русских относительно открытия фронта на Западе еще в этом году заставили отложить в сторону планы, которые вынашивались раньше.

Настоящая телеграмма служит продолжением телеграммы от 6 июня и ответом на вашу просьбу о некоторых уточнениях.

С моей стороны было бы совершенно излишним говорить вам о том, что в любом случае, и даже если нам придется, к несчастью, прервать отношения с тем или иным из наших союзников, наш долг — продолжать борьбу с врагом всеми имеющимися в нашем распоряжении средствами.

Но в то же время я должен повторить, что с нашей стороны было бы преступлением, если бы мы служили ширмой, за которой происходит ликвидация империи французского народа. Определенные круги англосаксонских стран, как вам известно, склонны проводить именно такую политику, ссылаясь при этом на капитуляцию, на позицию нашего флота, бездействие или даже враждебность, проявленную в течение двух лет со стороны значительной части нашей империи. Эти круги считают, что, освобождая французскую национальную территорию, союзники тем самым уже достаточно делают для нашей страны. К тому же они хотели бы в дальнейшем в большей или меньшей степени контролировать внутренние дела Франции, взять на себя гарантии ее портов и даже ее промышленности, проводя все это под видом моральной и материальной помощи. Такие тенденции в какой-то мере влияют на нынешнюю политику государственного департамента по отношению к нам и к Виши.

Лишь путем постоянного решительного противодействия подобным намерениям и давая попять, что в крайнем случае мы не остановимся перед необходимостью порвать отношения, нам удастся сейчас и удастся в дальнейшем спасти по крайней мере самое основное. Только таким образом мы сумели удержать позиции Франции в Леванте, а затем сохранить Сен-Пьер и Микелон. Таким же самым путем мы сумели заставить английских колонизаторов отступить в вопросе о Мадагаскаре и вынудить американцев умерить свой нажим на Новую Каледонию. И, наконец, только таким образом нам удастся оказать определенное воздействие на позицию США в целом. Добавлю, что в этом, как и в других отношениях, нас в настоящее время поддерживают и поощряют многие круги по Франции. Я, разумеется, не имею в виду вишистов.

Тот или иной исход борьбы будет, конечно, зависеть от позиции французского народа. Поэтому основные наши усилия направлены на то, чтобы нам самим организовать сопротивление врагу во Франции. Несмотря на ряд трудностей, мы добились уже очевидных результатов и превратились в такую силу, что когда мы ставим вопрос о том, что можем отказаться от сотрудничества, наши партнеры бывают вынуждены идти на уступки.

Я, конечно, не хочу сказать, что эти условия делают войну легкой. Они являются результатом катастрофы, в которой мы неповинны, но тяжесть которой ложится на наши плечи, поскольку мы взяли на себя обязательство отстоять честь и интересы Франции, преданной известными вам людьми. Мы, конечно, могли бы ограничиться чисто военной ролью, удовольствовавшись передачей в помощь союзникам нескольких своих батальонов. Именно это рекомендовали нам сделать как империалисты Вашингтона и Лондона, так и лицемерные глашатаи Виши. Это привело бы к тому, что на полях сражений осталось бы еще несколько трупов французских солдат, но Франции это не принесло бы никакой пользы.

Перед нами стоят гораздо большие задачи, и сегодня, так же как и в первый день, я уверен, что нам удастся их разрешить. Однако достижение успеха возможно лишь при двух условиях: единство и твердость.

Примите уверения в моем доверии и моей дружбе.

Я не думаю, чтобы в какую бы то ни было эпоху француз, попадающий в Шотландию, не испытывал бы какого-то особого чувства волнения. Едва он вступает на землю этой древней и благородной страны, как сразу же замечает между вашим и нашим народами множество общих черт, происхождение которых уходит вглубь веков. Одновременно ему приходят на память тысячи вечно живых и дорогих ему проявлений франко-шотландского союза, самого древнего союза в мире.

Когда я говорю о франко-шотландском союзе, разумеется, я прежде всего думаю о тесном политическом и военном согласии, которое существовало еще со времени Средних веков между нашей старой монархией и вашей.

Я думаю о том, что в жилах наших королей текла в то время шотландская кровь, а в жилах ваших королей текла французская кровь. Я думаю о славных победах, совместно одержанных на полях сражений в прошлом, начиная с осады Орлеана, который был освобожден Жанной д’Арк, и до Вальми, когда Гёте сказал, что начинается новая эра мировой истории.

На протяжении пяти столетий в любом бою, в котором решалась судьба Франции, всегда участвовали шотландские солдаты, сражавшиеся плечом к плечу с солдатами Франции. Французы думают о вас, что никогда ни один народ не проявил больше благородства в дружбе, чем народ вашей страны.

Но старинный союз между нашими странами был ознаменован не только общей политикой, брачными узами и совместными боевыми победами. В нем были не только Стюарты, французские и шотландские королевы, Кеннеди, Бервик, Макдональд и славная шотландская гвардия. Он был отмечен также тысячами глубоких связей наших сердец и умов. Можем ли мы забыть о взаимном влиянии французских и шотландских поэтов, о воздействии Локка и Юма на нашу философию? Можем ли мы отрицать наличие неразрывной общности между пресвитерианской церковью в Шотландии и учением Кальвина? Можем ли мы умолчать о влиянии чудесных творений Вальтера Скотта на воображение французского юношества? Можем ли мы не считаться со столь щедрым взаимообменом идеями, чувствами, обычаями и даже словами, который постоянно совершается между двумя нашими народами, связанными естественной дружбой? Достаточно побывать в Эдинбурге, чтобы в этом убедиться.