Мои калифорнийские ночи - Анна Джолос

— Тебе нравится одиночество? — усаживается на кровать рядом со мной, вынуждая поджать ноги.

— Да, мне комфортно одной, если вы об этом.

— Костёр или вода?

— Костёр.

— С каким животным себя ассоциируешь? — она снимает со стены гитару.

— Не знаю…. Пантера?!

— А его?

Наглая такая!

— Змея… Он также умеет отравлять ядом, — смеюсь.

Зельда перестаёт брынькать на гитаре. К слову, играет отвратно, хотя навык имеется.

— Ну ладно. Хищник. Тигр, наверное, — задумчиво отвечаю я. — А вы, птица небось?

Намекаю на её любовь к пернатым.

— Твоё самое сильное качество…

— Независимость… раньше. Теперь не знаю.

Она опять мучает струны гитары. Рид бы не выдержал этого издевательства над музыкальным инструментом.

— Верить в чудо или быть реалистом?

— Затрудняюсь ответить.

— А если бы отвечала пару лет назад?

— Быть реалистом.

— Прыжок с парашютом или погружение с аквалангом?

— Первое, — непроизвольно улыбаюсь я.

— Ради своего блага пройтись по стеклу или срубить дерево?

Я вообще не вижу связи… Бред сумасшедшего.

— По стеклу.

Она кивает, оставляет гитару и зачем-то протягивает мне перчатки Рида, которые лежали до этого на столе.

— Дарить подарки или получать, Дженнифер?

— Дарить.

— Самый большой страх…

Как она ненавязчиво перескочила на серьезную тему.

— Красное.

Так мы условились обозначать те вопросы, на которые я не хочу отвечать.

— Ему нравились твои волосы? Он касался их невзначай?

Что? Какие-то странные вопросы пошли.

— А вас не смущает, что речь идёт о моём брате? — вскидываю бровь.

— Дорогая, давай не будем использовать это слово во время нашей беседы. Ты сидишь в его футболке, живёшь в его комнате, окружаешь себя вещами, которые с ним связаны. И вот та тоска, с которой ты смотришь на его перчатки… говорит о многом, — умничает Зельда.

— Вы нарочно мне их дали! — возмущаюсь я. — Следили за моей реакцией!

Хитрая пронырливая лиса!

— И наверняка вспоминаешь, как выглядели его руки в этих самых перчатках, — тянет очень недвусмысленно.

Я потрясённо смотрю на старушенцию. Откуда она знает вообще???

Краснею, бледнею и перестаю дышать.

Она, наконец, вешает несчастную гитару на стену.

— Шторм или бриз?

— Шторм. Они бесконечные что ли, эти ваши вопросы? — ворчу я. Выдаёт их как чёртов компьютер.

— Что хуже: отчаяние или риск?

— Отчаяние.

— Почему?

— Оно питается тобой.

— Есть воспоминание, которое ты бы хотела стереть ластиком? — останавливается напротив меня.

— Красное.

— Разум или чувства?

— Чувства…

— Ложь во спасение или правда, которая ранит?

— Если отвечу, солгу…

— Забыть или забыться, Дженнифер?

— Красное.

— Если бы могла исправить одну ошибку, то что бы это было?

— Красное.

— Бороться или уйти в тень?

— Я устала, надоело.

Мой мозг сейчас взорвётся. И эти её арбузные серёжки, продольные полоски на которых совершенно точно крутятся… Галлюцинация?

— Хорошо, подержи эти камушки в руках, — высыпает прямо на кровать. — выбери тот, что по душе.

— Может, хватит уже? — тяжело вздыхаю, разглядывая самоцветы.

— Так что с твоими кудрями? Они нравятся ему или нет?

— Красное.

— А почему бы просто не ответить? — недовольно пыхтит она.

— Ни то, ни другое, они его бесят. Хотя… — я закусываю губу.

— Не всё так однозначно, не так ли? — хмыкает она.

— Какая теперь уже разница, — злюсь я.

— Вот что скажу, Дженнифер. Я за свои пятьдесят лет работы психологом научилась кое-что да понимать. И любовь: больную, первую, волнующую тоже ни с чем другим не спутаю.

Я закатываю глаза, демонстрируя, что меня не интересуют результаты её долбаного анализа.

— Вы обсуждали то, что с вами происходит?

— Красное.

— Дженнифер, — она чуть склоняет голову влево.

— Я пыталась с ним говорить об этом.

— Правда, что вы дрались?

— Да, — нехотя признаюсь.

— И когда же всё изменилось?

— Я не могу сказать, — рассматриваю камень. Аметист, кажется. Чувствую, что глаза снова наполняются слезами.

— Хорошо, не говори, — тепло улыбается она. — Ну, мне пора, дорогая.

Чего? Вот так запросто произнесла это. Как бы между делом. Уже уходит? Так легко я отделалась?

— Оставь камень себе на удачу. Он подходит тебе.

Я пожимаю плечами, глядя на то, как она собирает и складывает свои вещички в допотопный ридикюль.

— Он рассказывал вам про Ванессу? — всё же решаюсь спросить.

— А тебе? — отвечает вопросом на вопрос.

Я молчу.

— Полагаю, что да. И это — знак доверия. Вот что скажу: будешь готова к честному разговору и к тому, что слово «красное» нельзя будет применять, приходи ко мне, — протягивает мне цветастую визитку. — Но я могу уже сейчас дать совет, который поможет тебе.

— Что ещё за совет? — зачем-то поднимаюсь, чтобы проводить её.

— Иногда выразить то, что чувствуешь, проще на бумаге. Проведи часы одиночества с пользой. Напиши ему письмо, Дженнифер. Всё, что считаешь важным и нужным. То, что не смогла произнести или то, что тебя гложет. Но будь предельно честна. С самой собой… Помни, ты делаешь это для себя, не для него. И решать дойдёт ли письмо до адресата тоже тебе…

Дженнифер

Я ставлю сумку на зелёный газон и придирчиво осматриваю колымагу, припаркованную у нашего дома.

— Генри, ты уверен, что она доедет? — скептически вскидываю бровь, глядя на толкающихся у машины парней. Вот вообще ничего не изменились. Хотя нет…

Я смотрю на Генри. Он вырос на пол головы точно, а Джимми так раздался в плечах, что можно теперь смело прятаться за ним в прямом смысле слова как за каменной стеной.