Киномания - Теодор Рошак

После заявления брата Арно де Бона и по зрелом размышлении их преосвященства епископы и следователь один, два и три раза во имя милосердия увещевали, просили, обязывали вышеназванного Раймона отказаться от богомерзкого заблуждения и ереси катаров, выдать своих компаньонов, сообщников и единоверцев, умоляя их вернуться в лоно Римской церкви.

На что обвиняемый ответил, что он не знает, в чем состоит его ересь, что он бедный неграмотный человек, верит только в то, чему его научили в детстве, и отказаться от этой веры не в силах, потому что он и в самом деле верит, что мир разрывается между светом и тьмой и ни один человек не знает, какой из богов выйдет победителем.

Соответственно их преосвященства епископы и следователь постановили, что Раймон Лизье должен быть возвращен в замок Алеман и подвергнут пытке, пока не выдаст имена сообщников, помогавших ему создать богомерзкую поделку, которая воистину является игрой дьявола. После чего он и все замешанные в создании названного устройства в наказание за их преступные действия должны быть подвергнуты строжайшему заточению, пока суд не вынесет приговора. Кроме того, собственность вышеозначенного Лизье должна быть конфискована в пользу Матери Церкви, а прочие лица, изобличенные как владельцы богопротивного изобретения, должны быть подвергнуты пристрастному допросу.

Представлено в епархиальный суд в Памье сего двадцать второго сентября в год Господа Бога нашего 1324-й магистром Гийомом Пейр-Бартом, нотариусом епархиального суда, который записал и выслушал все сказанное по приказу их преосвященств епископов и следователя.

Добавление: В среду, 30 ноября 1324 года, я, магистр Гийом Пейр-Барт, нотариус его преосвященства епископа Памье, явился лично в замок Алеман и по приказу их преосвященств епископов и следователя сообщил означенному Раймону Лизье, что тот должен лично явиться на следующий день и выслушать приговор по своему делу. Названный Раймон встретил этот день просто и чисто.

Приговор был вынесен и записан в Книге приговоров инквизиции. Раймон и его сыновья были переданы в руки светских властей и сожжены, а его жена до конца ее дней помещена в строгое заточение. Его младшее дитя, Эклармон, была пощажена и помещена в приют для бедных в Лиму.

[Как стало известно Джонатану от Зипа Липски, Макс Касл совместно с Эдгаром Ульмером, легендарным режиссером с «Поверти-роу», в 1934 году снял на студии «Юниверсал» два фильма — «Доктор Зомби» и «Черный кот». Незадолго перед своей смертью Ульмер отослал Джонатану рецензию на его работу, посвященную творчеству Касла. Как явствует из письма Ульмера, его дружба с Каслом оборвалась во время работы над «Черным котом». В последующие годы карьера Касла продолжала идти под уклон, а Ульмер стал «королем низкобюджетных фильмов», как назвал его Питер Богданович{391}. Лучшие из его фильмов, в особенности «Окольный путь», «Жестокость» и «Черный кот», стали классикой низкобюджетного кино. Джонатан, видимо, чувствовал, что не следует доверять той злобной и пренебрежительной оценке, какую Ульмер дал Каслу, а потому решил не включать сведения, содержащиеся в этом письме, в свое исследование творчества Касла.]

22 января 1971 года

Уважаемый мистер Гейтс,

Я получил вашу рукопись и внимательно ее прочел. Я надеюсь, вы поймете мое нежелание отвечать на многочисленные вопросы, заданные Вами и касающиеся моих отношений с Максом Каслом. Для меня это весьма болезненная тема, которую я предпочитаю избегать.

Это правда, что мы с Максом были друзьями много лет, со времен совместной работы на студии «УФА» в Германии. Можно сказать, что там мы получили первые уроки мастерства. Но вы сильно преувеличиваете, когда пишете, что Макс, будучи совсем молодым человеком, внес немалый вклад в создание «Калигари» и других фильмов, снятых на «УФА». Вряд ли его можно назвать гением камеры. И если кому и воздавать хвалу за новаторский экспрессионизм в «Калигари», то скорее уж мне — я совершенствовал этот прием на протяжении всей своей карьеры, хотя это и не было оценено по достоинству. Нет, я не стану говорить, будто научил Макса всему, что он знал, но такое утверждение недалеко от истины.

Позднее, уже в Голливуде, Максова буффонада «Мученик» потерпела полнейшее фиаско (такой результат вполне мог предсказать кое-кто из нас, чуть более искушенный в особенностях американской кинопромышленности), и если этот фильм вообще уцелел, то только благодаря друзьям в лице Ланга, Фройнда и меня. Хотя я и был занят собственной карьерой, но если мне подворачивалась возможность, я всячески способствовал тому, чтобы работа доставалась и Максу. Не забывайте, что студии в те времена смотрели на Макса как на парию и не хотели, чтобы его имя было связано с их фильмами. Я сильно рисковал, когда решил взять его ассистентом на «Доктора Зомби», — в то время это превышало также мои финансовые возможности, так как мне приходилось платить ему из собственного кармана. Но через несколько месяцев после того, как он присоединился ко мне на этих съемках, мне повезло и я заключил контракт куда как более соблазнительный. «Юниверсал» дала зеленый свет новому фильму с Карлоффом и Лугоши, который и стал в конечном счете «Черным котом». Это позволило мне проявить большую щедрость к старому другу. Я просто предложил всего «Доктора Зомби» вместе с моим жалованьем Максу. Правда, я посоветовал ему ставить фильм под одним из его псевдонимов. Вы правы, когда воздаете должное за результат ему одному, — блестящий низкобюджетный фильм. Он работал даже на еще более коротком поводке, чем я.

Но вы категорически ошибаетесь относительно «Черного кота», и я должен просить вас пересмотреть главу, посвященную этому фильму. Не верьте ни одному слову из того, что наговорил вам Зип Липски, этот злобный карлик. Он был прихлебателем Макса. Он вам все наврал: «Черный кот» принадлежит мне от начала и до конца — одно из моих крупнобюджетных творений. Макс играл здесь строго подчиненную роль, почти что мальчика на побегушках. Я готов воздать ему должное только за одно в этом фильме. После того как я снял его в жанре традиционного фильма ужасов (влажные каменные стены, темный склеп, винтовые лестницы), явился Макс с заманчивым предложением переснять все в декорациях эпохи модерна. Представьте себе — готический модерн! Великолепная смесь Средневековья и современности, которая давала именно то, что я хотел. Я сразу же увидел все скрытые здесь возможности.

Однако я понимал, что нельзя отдавать эту работу на откуп Максу. Поступи я так, и фильм просто провалился бы. Во-первых, Макс предлагал сделать художественное оформление доминантой фильма, чтобы художник господствовал надо всем — над сценарием, игрой актеров, музыкой. В его воображении рождались целые сцены, где в качестве персонажей выступала бы толпа или двигающиеся в тени фигуры, с лицами, скрытыми под капюшонами, почти бессловесные. На первом плане — свет и оформление, больше ничего. Касл утверждает, что одной только мизансцены достаточно, чтобы рассказать историю — «значимую историю», так он говорил. Поскольку я понятия не имел, что такое «значимая история», то пропустил его предложение мимо ушей. И все равно я помню, как Карлофф жаловался, что его сильно стесняют сценические эффекты, словно они играют более важную роль, чем сам он.